Через минуту он ловко поймает ягненка, достанет нож из-за голенища сапога, яркий луч солнца на мгновение блеснет на его остром лезвии, и тут же глиняная плошка наполнится теплой соленой кровью. Она согреет Марину изнутри, как чашка утреннего кофе, ожжет и возбудит в ее душе еще более дикие плотские фантазии.
Марина возжелала этого мужчину сразу, как только посмотрела ему в глаза. Он был воин и охотник. В нем скрывалась первобытная неуемная сила нерастраченных чувств и эмоций, неизвестная ей ранее и давно забытая остальными самцами в городском комфорте.
Неужели это Ахмет? Что он тут делает?
Она еще долго шарила взглядом по залу, но не столкнулась больше с этими глазами, так пугающими и возбуждающими ее.
Показалось. Ну и бес с ним! Хотя. Ох, как сейчас бы она с ним закружилась! Только бы пальцем поманил! Так нет же его! Почудилось.
Марина допила кофе. Кажется, силы потихоньку возвращались к ней.
Ну что ж, пора уходить. Такси надо вызвать.
В туалетной комнате она долго сидела перед зеркалом. Через это тоже надо было пройти, чтобы вернуться в сознание. Растрепанная, распахнутая, с лицом цвета созревающего баклажана, с остатками размазанной туши и помады, она до оцепенения и ненависти поразила саму себя.
Из столбняка ее вывел звук падающих из ладони на мраморный пол пластмассовых фишек.
Так, пора! Ставлю на zero и ухожу.
Она вернулась в зал и подошла к рулетке:
– Все на zero.
Марина бросила горсть «золотых» фишек на сукно.
– Позвони, пусть принесут виски и вызовут такси.
Шарик долго накручивал круги, не желая обнажать судьбу несчастных, пытавшихся энергией своего взгляда остановить его на нужной цифре. Увы, сегодня это было подвластно только ей! И шарик неожиданно прервал свой бег, камнем упав на ноль.
– Zero! – надтреснутым голосом сообщил растерянный дилер.
– Кэшем, – спокойно приказала Марина и, отхлебнув виски, потушила сигарету в стакане.
В кассе она твердой рукой бросила несколько пачек долларов в сумку и направилась к выходу.
Победа! Говорила же, что «сделаю вас», и «сделала»!
В такси Марина задремала. Не сразу узнала свой подъезд со сна и из-за непроглядной темноты. Непонятно почему, но сегодня лампочки не горели ни под козырьком, ни в парадной.
Она наощупь направилась к двери лифта, обжигая пальцы о постоянно гаснущее пламя зажигалки.
Что за хренотень! Завтра весь этот долбаный ЖЭК разнесу!
В подъезде огонь зажигалки вдруг резко вспыхнул и потух, словно от порыва ветра. Впрочем, она сама на лице ощутила дуновение, будто кто-то дыхнул на пламя. И тут же резанул знакомый запах. Острый, страшный и возбуждающий.
– Ахмет? Это ты?
В ответ кто-то рванул ее сумку. И новая волна волнующего воздуха накрыла Марину.
– Ну, что ты дурачишься, я же узнала тебя!
Попытка повторилась с удвоенной силой, но она не выпускала сумку из рук.
Через мгновение чья-то сильная рука схватила ее за горло. Марину парализовало от ужаса, она стала задыхаться.
Неожиданно больно ощутила щекой прикосновение мужской щетины. Оно обожгло и успокоило. Ну, конечно, это он! Он просто играет. Это прелюдия. А потом. как в горах.
Ей даже показалось, что встретилась с ним взглядом. Яркая вспышка возбуждения перекрыла боль и обволокла спину, ноги, плечи, грудь, утяжеляя тело, наполняя горячим желанием.
Странно, почему он никогда не целовал ее в губы? Ведь он смотрит сейчас в глаза и хочет поцеловать. Она же чувствует.
С пронзительным визгом открылась дверь лифта. Марина отчетливо увидела, как в темноте на секунду вспыхнул отблеск от приглушенного света кабины лифта на знакомом лезвии ножа.
Иван Голубничий
Любимых слов прекрасная тщета,
Мерцанье тайн в трепещущей строке,
Премудрых книг святая нищета,
Тревожное гаданье по руке —
Как мерное качанье в гамаке…
Холодных дней однообразный ход,
Сомнительный, непонятый никем,
Но кое-как прожитый старый год,
И те же трещины на потолке —
Как тихое течение в реке…
И все глядишь на темный небосвод
И грезишь о забытом уголке.
Там все как здесь – и розовый восход,
И белые туманы вдалеке, —
Как тени уходящих налегке…