Живая вода времени (сборник)

Неужели без тебя будут сны мои легки?

Неужели без тебя вновь появятся стихи?

Расцветет в саду сирень,

И родится новый день,

Запоют вновь соловьи,

Задыхаясь от любви?

Неужели без тебя жить смогу как прежде я?

Потерять тебя боюсь

И над страхами смеюсь.

И боюсь, боюсь опять

Свое счастье потерять.

* * *

И здесь, и там – кругом я вижу море…

О борт отчаянная бьет волна.

Болтающейся точкой на просторе

Лишь лодка одинокая видна.

Она мне, как маяк, в бескрайнем море,

Как светлячок в кромешной черной мгле,

Знакомый звук – в многоголосом хоре,

Подснежник – на проснувшейся земле.

И я уже не малая песчинка:

Ведь в этой предрассветной пелене

Горит и светится заветная лучинка

И, может быть, тоскует обо мне.

Прощальное письмо

Памяти капитан-лейтенанта подлодки «Курск» Дмитрия Колесникова

Любимая, не забывай меня

Во тьме полночной и при свете дня.

Ладонью я прикрыл письмо к тебе,

Доверив и любовь, и боль судьбе.

Любимая, в последний смертный час

Я думаю о жизни и о нас.

Огнем объятая, душа моя,

Уже летит в небесные края.

Не плачь, с любовью вспоминай меня,

Судьбу благодаря, а не кляня.

Хочу из глубины, с небесной высоты

Смотреть, как жизни радуешься ты.

К друзьям и близким

Сгораю от невысказанных слов,

От нежности, не выраженной взглядом,

От неувиденных, но выстраданных снов,

Какие кто-то видел со мной рядом.

Страдаю от невыплаканных слез,

От непроявленного вовремя участья.

И грустно оттого, что сок берез

Отец уж не дает мне пить на счастье.

Я плачу от загубленных лугов,

Что память детства сохранила ярко,

От аромата сенного стогов

И от закатов, полыхавших жарко.

Сгораю от грехов и от стыда,

Обиды не храня, не помня злое…

Не поминайте меня лихом никогда.

За всех я помолюсь пред аналоем.

Борис Касаев

Карлик

I

Дежурный врач новозеланской городской больницы Андрей Босовицкий (в гневе):

– Где ты шлялась?! Где тебя носило?!

Дежурная медсестра Катюша Василискина (в ужасе):

– Андрюш, ей богу! На минутку… В сортир бегала… Вон еще крутится магнитофон…

Андрей (свирепея):

– Какой магнитофон?

Катюша:

– Ну… Попросил записаться на пленку… говорил – исповедь… Целая кассета на малой скорости… Вообще-то бред. Можешь послушать…

Разговор возник в два двадцать ночи в одноместной, с претензией на роскошь, больничной палате (помимо тумбочки в помещении красовались микрохолодильник «Морозко» и навеки умолкший телевизор «Березка») города Нового Зеланска поздней осенью 1990 года. На койке перед разгневанным врачом и испуганной медсестричкой покоилось сухое и крайне морщинистое, как ядро грецкого ореха, небольшое тельце старца, с рожками на лысой голове. Катюша не узнавала в нем своего собеседника: несколько минут назад на кровати лежал вполне еще бодрый, хоть и доходяга, старичок. Конечно, лежачий, но руками и ногами брыкался…

Андрей (смягчаясь):

– Чертовщина… Заглянул к тебе, думаю, как ты тут, – а он не дышит. Пульса нет. И на моих глазах – прямо жуть – меняется… на глазах! Кожа вся сморщилась, объем резко уменьшился. Смотри, у него и рога… Как ты думаешь, что это? Может, сообщить куда надо, позвонить главврачу, что ли…

Андрей нервно закурил, походил по палате, посмотрел на магнитофон, надавил клавишу…

Катюша, одеревеневшая, столбом стояла подле тумбочки и табуретки.

II