Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2

Часто ходили на речку. Володя плавал очень хорошо, а мы с Евгенией Степановной не умели, стояли на берегу и смотрели. Он часто переплывал речку, и Женя очень волновалась. А однажды мы попросили его: «Володя, ты научи и нас плавать». И с его легкой руки мы занимаемся плаванием до сих пор.

А в 1953 году мы почти целое лето провели в станице Бескорбной Краснодарского края. Снова поехали почти всей семьей. Однажды знакомые уговорили нас пойти собирать дикие абрикосы. Мы встали рано, часов в шесть. Идем — и вдруг ливень, все промокли до нитки. У Володи была курточка, он снял ее и накинул мне на плечи: «Ты простудишься…» Володька и в детстве был очень добрым.

— Высоцкий переехал жить к Нине Максимовне в 1955 году. А вы продолжали встречаться?

— В 66-м или 67-м году — я тогда жила в Мытищах— раздается звонок: «Лидик, я очень устал, возьми меня к себе. Мне надо немного отдохнуть». Звонил Володя с улицы Телевидения. Я приезжаю туда, £ Нина Максимовна говорит, что он за сегодняшнюю ночь написал две песни. И Володя тут же начал петь. Хорошо помню, что он спел тогда «Парус». Спел И другую песню, кажется «Спасите наши души». Володя пел для меня одной, но было полное впечатление, что он поет для громадной аудитории. «Володька, что же ты для меня одной так стараешься?» — «А я хочу, чтобы ты поняла!» — «Да не выкладывайся ты так…» — «Нет, послушай вторую песню». И пока мы сидели, говорили, Володя постепенно отошел. Потом поехали в одну интересную семью, пробыли там до полуночи. Я ему говорю: «Володя, ну что, едем?» — «Нет, мне уже хорошо».

А вы знаете, что третий буклетистый пиджак Высоцкого— это пиджак моего мужа?.. Мы были на спектакле в Театре сатиры — Евгения Степановна, Семен Владимирович, Володя, мой муж Лева и я. Лева был в этом пиджаке. Выходим, а Володя говорит: «Дядя Лева, вы не устали от своего пиджака?» Лева все понял, тут же снял пиджал и подарил Володе.

Еще одна встреча. Это было уже на улице Кирова, на дне рождения Семена Владимировича. Володя был с Мариной Влади, и за столом заговорили о французской литературе. Тогда все гонялись за романом Франсуазы Саган «Немного солнца в холодной воде». Я говорю, что у моей сестры эта книга есть. И Семен Владимирович в шутку предлагает: «Давай поменяемся, у меня есть хорошее издание Пушкина». И вдруг Володя, не улыбнувшись, на полном серьезе говорит: «Знаешь, папа, ты лучше Пушкина мне отдай». Пушкина он действительно очень любил.

В 1966 году Володя всех нас пригласил на концерт. Это было недалеко от квартиры Семена Владимировича, тоже на улице Кирова. Мы приходим, зал набит битком, сесть абсолютно негде. Володя вышел на сцену и говорит: «Я не начну концерт, пока вы не посадите моих родных…» Нам поставили стулья прямо перед сценой. Володя работал с таким напряжением, с такой отдачей, что после концерта был совершенно измотан. Пришли домой, он попил чаю и лег на часок поспать, — вечером у него был спектакль. Просыпается через час свежий, бодрый — полное впечатление, что он проспал целые сутки. Эта его способность восстанавливаться тогда меня просто поразила.

Конечно, последние годы мы встречались не часто, но мы никогда не были чужими. На Большом Каретном мы жили одной большой семьей, и это чувство родства осталось навсегда.

Ноябрь 1987 г.

II. МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ ГОРХОВЕР

— Михаил Михайлович, давайте начнем с самых простых вопросов. Во-первых, во что играли в московских дворах во времена вашего детства?

— Я могу совершенно точно сказать, во что мы тогда играли. «Казаки-разбойники», «догонялочки», а позже «пристеночка», «расшибец», где надо было бросить монету и попасть в кон. Почему-то очень часто мы лазили по крышам — и на Большом Каретном лазили, и здесь, в Лиховом. Вася жил на Большом Каретном, их дом и сейчас стоит там.

— Почему вы Высоцкого называете Васей?

— Вася, Васечек, по-моему, так его прозвал Игорь Кохановский.

— Высоцкий часто говорил об особой атмосфере своего детства. Что вы можете об этом сказать?

— В Москве тогда было огромное количество шпаны, и блатных компаний тоже было много. Могу назвать клички парней, которые жили у нас в Лиховом переулке. Я буду называть только приличные… Мясо, Бармалей, Солянка, Фара, два брата, которых звали Два Долбеца. Рядом с нами была знаменитая Ма-люшенка — несколько проходных дворов. Туда и хо-дить-то было опасно — запросто могли побить.

Было такое время, что если пацан вылетел из школы, то дальше дорога была почти определена. Редко кто выравнивался, разве что после «ремеслухи» попадал на хороший завод, в хорошие руки. А чаще всего — блатная компания, привод, суд, колония для несовершеннолетних или тюрьма.