Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

Пригласили, называется. Я приезжаю на Таганку часов в десять утра, а милиция уже не выпускает из метро. Я хоронил Урбанского, Шукшина, но такого же не было! Много народу — да, но чтобы столько!..

Я же не буду объяснять милиционерам, кто я и что я и какое отношение имею к Володе… Стоим мы с сыном на углу и потихонечку-потихонечку протискиваемся… Думаю: не могу я просто так уйти! Не может этого быть, чтобы я не попал в театр! Чтобы я не попрощался с Володей! Хотя, конечно, надежды мало: люди стоят в шесть рядов, а там еще милиция…

— Проходите, граждане, проходите.

И вдруг я вижу: стоит Юра Смирнов с Таганки, а мы с ним вместе снимались. Он стоит с черной повязкой, увидел меня и машет:

— Иди сюда!

А я развожу руками — как? Он протиснулся к нам, взял меня за руку, а я — сына… Вот так мы и прошли. Сначали прошли во двор, там стояли: Лева Поляков, Гурген Тонунц, другие актеры… Там нас всех собрали и через какой-то боковой вход ввели в театр, и мы влились в этот общий поток.

И Вы знаете, что меня больше всего поразило… Много народу — да, много молодежи — понятно, но ведь в этой толпе стояли старушки седенькие, в черных вуалетках… Значит, и им Высоцкий был дорог и нужен.

— А сейчас Вы часто вспоминаете о Большом Каретном?

— Конечно, это были чудесные годы… Вот и сейчас Вам рассказываю — и очень волнуюсь. Я счастлив, что в моей жизни было это время, были эти друзья. Мне есть что вспомнить, и есть чем дорожить.

Май — июнь 1988 г.

Людмила Владимировна АБРАМОВА (I часть)

— История нашего знакомства… Очень долгое время, пока в это не вмешался некий Абычев, она казалась мне замечательной и даже судьбоносной. И Володя сам ее много раз рассказывал. А сейчас мне очень трудно об этом говорить…

Но если следовать фактам, то это было так. Мне предложили — практически без проб — войти в картину «713-й просит посадку». Актриса, которая там работала, отказалась. И я поехала в Ленинград: снималась в Ленинграде я в первый раз, но была там не в первый, — и у меня в Ленинграде было много хороших и интересных знакомств. Поехала с удовольствием, и все мне в Ленинграде страшно нравилось: студия, гостиница… Снималась — в кои веки вгиковцам официально разрешили сниматься! Но я была без денег: оформить-то меня оформили, но пока поставят на зарплату, пока то, пока се… А попросить аванс — мне тогда и в голову не приходило. Денег не было: то немногое, что у меня было, я проела в первые два дня. А уже самые последние деньги я истратила в ресторане гостиницы «Европейская», в «Восточном» зале. В такой компании: художник Гера Левкович, драматург Володин, актер Карасев, — в общем, приятная, дружеская, милейшая компания. Главным образом, мы ели, — не такие уж мы были пьющие люди. Просто хорошо наелись.

И поздно вечером я поехала в гостиницу, они меня провожали. У каждого осталось по три копейки, чтобы успеть до развода мостов переехать на трамвае на ту сторону Невы. И я — уже буквально без единой копейки — подошла к гостинице и встретила Володю. Я его совершенно не знала в лицо, не знала, что он — актер. Ничего не знала. Я увидела перед собой выпившего человека — и пока я думала, как обойти его стороной, — он попросил у меня денег. У Володи была ссадина на голове, и несмотря на холодный, дождливый ленинградский вечер, — он был в расстегнутой рубашке с оторванными пуговицами. Я как-то сразу поняла, что этому человеку надо помочь. Попросила денег у администратора, — она отказала. Потом обошла несколько знакомых, которые жили в гостинице, ни у кого ничего не было.

И тогда я дала Володе свой золотой с аметистом перстень — бабушкин, фамильный, — действительно старинный. Володя отнес перстень в ресторан: там что-то произошло, он разбил посуду, — была какая-то бурная сцена. Его собирались не то сдавать в милицию, не то выселять из гостиницы, не то сообщать на студию. Володя отнес перстень, с условием, что утром он его выкупит. После этого он поднялся ко мне в номер, — там мы и познакомились…

Собственно говоря, мы и познакомились на том, что, войдя в номер, — Володя предложил мне стать его женой. Нельзя сказать, что с моей стороны это была любовь с первой секунды… Все-таки это было очень давно — и когда я сейчас себя тогдашнюю вспоминаю, то думаю, что там было очень много позы. Сколько хорошего, столько и плохого, может быть плохого даже больше. Такая вот поза самовлюбленности, — наверное потому, что меня так внезапно взяли сниматься, — без проб… В общем, не самые хорошие чувства мной руководили тогда.