Живет такой парень

-- Спит, -- сказал человек с "самолетом". -- Не буди, не надо. Он на самом деле что-то совершил.

-- Шебутной парень! -- похвалил белобрысый. -- В ар-мии с такими хорошо.

Пашка долго лежал с открытыми глазами, потом дейст-вительно заснул. И приснился ему такой сон.

Как будто он генерал. И входит он в ту самую палату, где лежал он сам... Но только в палате лежат женщины. Тут Катя Лизунова, корреспондентка, Маша-птичница, городская женщина, женщина с нефтебазы и даже тетка Анисья... И свита вокруг Пашки -- тоже из женщин.

Вошел Пашка и громко поздоровался.

Ему дружно ответили:

-- Здравствуйте, товарищ генерал!

-- Почему я не слышу аплодисментов? -- тихо, но строго спросил Пашка-генерал у свиты. Одна из свиты угодливо по-яснила:

-- Дамская палата...

И она же попыталась надеть на Пашку халат.

-- Не нужно, -- сказал Пашка, -- я стерильный.

И началось стремительное шествие генерала по палате -- обход.

Первая -- Катя Лизунова.

-- Что болит? -- спросил Пашка.

-- Сердце.

-- Желудочек?

Катя смотрит на Пашку как на дурака.

-- Сердце!

Пашка повернулся к свите.

-- Считается, что генерал -- ни бум-бум в медицине. -- И снисходительно пояснил Кате: -- Сердце тоже имеет не-сколько желудочков. Ма-аленьких.

И дальше. Дальше -- корреспондентка, "странная и пре-красная".

-- Что? -- ласково спросил Пашка.

-- Сердце.

-- Давно?

-- С семнадцати лет.

-- Ну, ничего, ничего...

Пашка двинулся дальше. Маша-птичница.

-- Тоже сердце? -- изумился Пашка.

-- Сердце.

-- Кошмар.

Пашка идет дальше.

Городская женщина.

Пашка демонстративно прошел мимо.

Тетя Анисья. Поет.

Пашка остановился над ней.

-- И у тебя сердце?

-- А что же я, хуже других, что ли? -- обиделась Анисья. -- Смешной ты, Павел: как напялит человек мундир, так начинает корчить из себя...

-- Выписать ей пирамидону! -- приказал Пашка. -- Пять-сот грамм. Трибуну.

Принесли трибуну. Пашка взошел на нее.

-- Я вам скажу небольшую речь, -- начал он, но обнару-жил непорядок. -Где графин?!

-- Несут, товарищ генерал.

-- Ну, что?! -- Пашка обращался к женщинам, лежащим в палате. -Допрыгались?! Докатились?! Доскакались?!.

...И тут засмеялся белобрысый. Пашка поднял голову.

-- Ты чего?

Белобрысый все смеялся.

-- Это он во сне, -- пояснил один пожилой больной. Все другие уже спали. Была ночь.

-- Вот жеребец, -- возмутился Пашка. -- Здесь же боль-ница все же.

Он лег и крепко зажмурился... И снова он на трибуне.

-- На чем я остановился? -- спросил он свиту.

-- Вы сказали, что они доскакались...

-- Куда доскакались? -- с начальственным раздражением переспросил Пашка. -- Работнички! Только форсить умеете!

И опять его разбудил смех белобрысого.

-- Вот паразит, -- сказал Пашка, поднимаясь. -- Что он ржет-то всю ночь?

-- Выздоравливает он, -- опять сказал пожилой больной.

-- Можно же потихоньку выздоравливать. Может, разбу-дить его, а? Сказать, что у него дом сгорел -- ему тогда не до смеха будет.

-- Не надо, пусть смеется.

Пашка опять крепко зажмурился, но больше не получа-лось, не спалось.

-- А вы чего не спите? -- спросил он пожилого больного.

-- Так... не хочется.

Помолчали.

-- Вот вы принадлежите к интеллигенции, -- заговорил Пашка.

-- Ну, допустим.

-- Книжек, наверно, много прочитали. Скажите: есть на свете счастливые люди?

-- Есть.

-- Нет, чтобы совсем счастливые.

-- Есть.

-- А я что-то не встречал. По-моему, нет таких. У каждо-го что-нибудь да не так...

-- Вот хочешь, я прочитаю тебе...

-- Что, письмо?

-- Нет. -- Больной взял с тумбочки ученическую тетрад-ку. -- Сочинение одного молодого человека...

-- Ну-ка, ну-ка... -- Пашка приготовился слушать.

-- "С утра мы пошли с пацанами в лес, -- начал читать больной. -- Все были почти из нашего четвертого "б". По-шли мы сорок зорить. Ну, назорили яичек, испекли и съели. Потом Колька Докучаев рассказывал, как они волка с отцом видали. Мы маленько струсили. В лесу было хорошо. А по-том мы хохотали, как Серега Зиновьев из второго "а" петухом пел. В лесу было шибко хорошо. Потом мы пошли домой. Мне мама маленько всыпала, чтобы я не шлялся по лесам и не рвал последние штаны. А потом мы ели лапшу. Папка спросил меня: "Хорошо было в лесу?" Я сказал: "Ох, и хоро-шо!" Папка засмеялся. Вот и все. Больше я не знаю, чего".

-- А для чего это вы? -- спросил Пашка.

-- Это писал счастливый человек.

-- Так какое же туг счастье-то? -- изумился Пашка.

-- Самое обыкновенное: человек каждый день открывает для себя мир. Он умеет смеяться, плакать. И прощать умеет. И делает это от души. Это -счастье.

-- Так он же маленький еще!

-- Ну, найдется кто-нибудь и большого его научит таким же быть.

-- Каким?

-- Добрым. Простым. Честным. Счастливых много... Ты тоже счастливый, только... учиться тебе надо. Хороший ты парень, врешь складно... А знаешь мало.

-- Когда же мне учиться-то? Я же работаю.

-- Вот поэтому и надо учиться.

-- А вы -- учитель, да?

-- Учитель.

-- Значит, вы счастливый, если вы учите?

-- Наверно. Позови-ка сестру.

-- Что, плохо?

-- Нет, просто устал.

-- Лиля Александровна! -- позвал Пашка.

Вошла сестра и сделала учителю укол.

-- Ну, вот теперь уснем, -- сказал тот и выключил свет.