Живи

Наш комбинат, как и всякое любое советское учреждение, украшен портретами классиков марксизма, руководителей партии и правительства, признанных писателей и ученых, космонавтов и прочих важных лиц, а также лозунгами. Лозунги разделяются на такие категории: 1) эпохальные (вроде «Да здравствует коммунизм — светлое будущее всего человечества!»); 2) генеральные (вроде «Ускорение социально — экономического развития — закон нашей жизни»); 3) конъюнктурные (вроде «Все на выборы!»); 4) локальные (вроде «Повысим качество супинаторов!»). Какие лозунги рекомендуется вешать в учреждении, решают на уровне райкома партии, а для предприятий союзного значения — на уровне обкома партии. Затем партийное бюро учреждения решает, какие лозунги и где следует вывесить во исполнение решения вышестоящей инстанции. Наш комбинат находится на особом положении. Потому эпохальный лозунг на главном корпусе был отобран и одобрен в ЦК в Москве, генеральные лозунги на прочих корпусах и внутри цехов и отделов были рекомендованы обкомом партии, конъюнктурные — райкомом партии, а локальные — партийными бюро комбината в целом, цехов и отделов. Так что когда я движусь к своему рабочему месту, я первым делом зрю эпохальный призыв нашей партии вести за собою все прогрессивное человечество. На здании нашего отдела я с умилением читаю призыв догнать и перегнать передовые страны Запада в экономическом отношении. Стены моего кабинета украшены призывами шагать в ногу с требованиями перестройки. Причем это — не случайные совпадения и не измышления остряков. Это — продукт долгих раздумий идеологически грамотных руководителей.

Атом

Если охарактеризовать одним словом наш век, то это слово будет «Атом». Для нас, жителей Партграда, это слово обозначает атомное предприятие неподалеку от города, играющее в нашей жизни особую роль. А для таких инвалидов, как я, оно обозначает нашу личную судьбу.

Согласно нашей прессе, атомное предприятие около Партграда строилось как первое в мире предприятие такого рода для мирных целей. За строительством как-то само собой закрепилось название «Атомград» или короче — «Атом». Строился «Атом» главным образом силами заключенных. Их большими партиями пешим ходом пригоняли на стройку из исправительно-трудовых лагерей, которых было множество в области. По истечении некоторого срока их куда-то увозили в товарных вагонах с заколоченными окнами и с усиленной охраной.

С началом стройки вся область украсилась плакатами и лозунгами, из которых было видно, что у нас «атом поставлен на службу мира и прогресса», тогда как на Западе он «служит целям подготовки новой мировой войны и интересам империализма». На одном из плакатов был изображен советский мирный атом и американский военный. Советский был одет в комбинезон рабочего и держал в руке молот. Американский был вооружен до зубов, в руках держал бомбу. Советский бил американского по голове молотом. Американский корчился от бессильной злобы.

С первых же дней строительства весь район «Атома» стал секретным. Въезд и выезд из него разрешался только по особым пропускам. О районе ходили самые противоречивые слухи. По одним слухам там был рай земной, все было в изобилии и почти бесплатно, как при полном коммунизме. По другим слухам там поселили заключенных, осужденных на большие сроки или на смертную казнь, которую им заменили опасной для жизни работой в условиях повышенной радиации.

Прошли годы. «Атом» стал привычным элементом жизни области. Многих выпускников институтов и техникумов Партграда направляли на работу в «Атом». Они соглашались на это, соблазняясь выгодными условиями (квартира, повышенная зарплата, удвоенный отпуск, лучшее снабжение) и надеясь на то, что их минует участь, о которой ходили мрачные слухи. Вместе с тем в «Атом» высылали из города лиц, уклоняющихся от трудовой деятельности, пьяниц, хулиганов, спекулянтов и «внутренних эмигрантов», то есть тех, кто подпал под «тлетворное влияние Запада».

В питейных заведениях города стали появляться забулдыги с толстыми пачками денег, которые они проматывали за один вечер. Их вылавливала милиция и отправляла обратно в «Атом». Эти забулдыги рассказывали, что они порою за один час на каких-то «сверхсекретных работах» получали денег столько, сколько получали рабочие в городе за целый месяц. Правда, от такого часа их жизнь становилась короче по крайней мере на десять лет. Но зато они могли себе позволить хотя бы один день пожить «по — коммунистически», то есть промотать деньги с первыми встречными проходимцами, упиться до бесчувствия и оказаться в больнице, из которой они уже не возвращались.

Город уродов