Живи!

И тогда она закричала. Она кричала не «хей-хей», а что-то совершенно непередаваемое, безумное, и видела перед собой только выпученные глаза сумасшедшей старухи, которая бесновалась на полках и разбрасывала сухую китайскую лапшу из картонных коробок. И со всех сторон гремел ее смех, а потом всё умерло вокруг: Иринкина душа, больная, металась меж двух миров. И длилось это не день, не два. Длилось это по людским меркам очень долго. Может быть, даже год. Перед глазами Иринки мелькали диковинные образы: небольшой холм, светящееся существо, протягивающее ей руки. Мерцание огней далеко внизу. Холод. Жар. Зарницы у горизонта… Дорога, бесконечно уходящая в обе стороны. Камень у обочины. Она, жалкая и одинокая, сидит на камне, и каменные неровности и сколы царапают босые ступни.

Как она здесь оказалась? Сколько времени прошло после того дня у супермаркета? Где она бродила всё это время? Неизвестно. Да и неважно, в общем-то.

Главное, что у нее осталось только одиночество — по обе стороны дороги. И там, где лес, и там, где ромашковое поле. Расходящееся во все стороны кругами бесконечное одиночество. Она погружалась в него, и разум ее готовился окончательно умереть. Еще несколько минут, и она спрыгнула бы с камня. Но ее отвлек шум. Иринка подняла глаза: рядом с камнем остановился легковой автомобиль. Высунувшийся из него человек что-то говорил. Иринка не различала слов, но видела глаза человека, добрые и грустные. Разум стал возвращаться к девочке. А когда человек протянул ей руку, Иринка поняла, что не так уж и одинока.

Мужчина отвез ее в город со странным названием, помог устроиться на работу, а затем уехал. В городе было много разных людей, плохих и хороших, больных и здоровых, но Иринка всё равно чувствовала себя одинокой. Она скучала по Владу, так звали спасшего ее человека: он уехал искать сестру Марийку, с которой хотел помириться, и оставил Ире свою печаль. Печаль становилась всё сильнее, и когда она представляла, что Влад покинул ее навсегда, душа снова болела. На Иринку вдруг накатывала дикая тоска, и она не отвечала за свои действия. Могла накричать на постороннего или знакомого человека, бесилась и перелетала на тарзанке с ветки на ветку, в глубине души мечтая сорваться и провалиться в бездну. Вместе с Лютичем, поваром, который приютил ее, Иринка выдумала план, как обезопасить спасшего ее от одиночества Влада, когда он вернется. Ведь она знала тайну Влада, знала, что люди боятся и ненавидят таких, как он, и завидуют им. Она поделилась тайной с Лютичем, и тогда-то он предложил свой план. Но Ирина подозревала, что повар не верит в возвращение ее мужчины и возится с ней просто для того, чтобы успокоить. А для чего еще? Она доверяла Лютичу. Но ощущение, что все усилия напрасны, не покидали ее.

Ирина стала меньше спать, часто просыпалась посреди ночи и, высунувшись в окошко своей хибарки, вглядывалась в лесную тьму и тихонько плакала. Плач этот скулежом больной собаки возносился к луне. Местные сторонились девчонки, обходя ее домик за километр, считали язычницей. Но Иринке было всё равно: она ждала. А когда ее мужчина наконец вернулся, пообещала себе никогда больше не отпускать его. Она поняла, что он тоже одинок. Она видела: нечто плохое, страшное случилось с ним, пока он странствовал. Но она была женщиной, а он — ее мужчиной, а каждая женщина обязана заботиться о своем мужчине, особенно когда снаружи — игра, в которую мужчины, оставаясь в душе мальчишками, не могут не играть.

— Хей-хей! — кричит Иринка, перелетая на тарзанке с дерева на дерево. — Я никогда, слышите, никогда больше не буду одинокой!

Может быть, Иринка и обманывает себя. Но она умрет в тот самый миг, когда снова почувствует, что осталась одна.

Войцех

Неужели всё из-за него? Нет, быть такого не может. Или… может? Войцех часто думает об этом. Умом понимает: нет, но чувство вины бродит рядом. Оно не исчезает, даже когда Войцеха находят аварийщики, когда ему прямо отвечают — нет. Осадок вины копится на дне, и никакой радости Войцех не испытывает, а ведь, казалось, она должна разлиться поверх, бурная, шумная. Никто не упрекает его, не выговаривает, но… Огромное и холодное, как глыба льда, «но» всплывает из пучин памяти.

В тот день на фирме, где работал Войцех, всё было как обычно — бумаги, накладные, отчеты, в перерывах — горячий кофе без сахара, курилка и очередная история. Войцех теперь часто рассказывал «выдуманные», как думали его коллеги, истории.