Мне нужно держать ухо востро. Вчера поздно вечером я с интересом смотрел
– Что это ты делаешь, Артур?
Я чуть не свалился с дивана.
– Что-то здесь нечисто, – прибавила она.
– Разве я намусорил? – Я не сумел придумать другого отвлекающего маневра.
– Нет, я про нечистую совесть.
Я промямлил что-то вроде «роскошный язык», но Афра уже удалилась к себе наверх. В последние годы мы прилагаем все меньше усилий, чтобы понять друг друга. Честность вынуждает меня признать, что я начал первым, а Афра через некоторое время без лишних колебаний последовала моему примеру.
Афра ложится спать рано, потому что спит плохо и к вечеру устает.
«Так устаю, что сон не идет», – сообщает она почти каждый день.
Я ложусь поздно, потому что сплю плохо. И с тех пор как принял решение проложить себе новый путь, путь в Тоскану, не стал засыпать быстрее. Стоит мне лечь в кровать, как в голове возникает сумятица планов, сценариев и идей. Время от времени рука или нога Афры довершает эту сумятицу. А когда я в конце концов все-таки засыпаю, то разговариваю во сне. Я до смерти боюсь, что выдам себя, брякну: «Нет, Афье, я слишком занят. Мне надо организовать свои похороны». Или что-то в этом духе. Такой сон не дает расслабиться.
Мне приходится постоянно быть настороже, ведь, когда я спросил у Афры, не говорю ли я во сне больше прежнего, она сердито отрезала:
– Что? Боишься сказать гадость?
– Нет, дорогая, просто боюсь тебя разбудить.
– Ну, вчера ночью ты и впрямь что-то бормотал, но я не разобрала ни слова. Было похоже на испанский язык или вроде того.
Очевидно, мне еще нужно поработать над своим итальянским произношением.
VI
Наша жизнь выглядела бы совсем иначе, если бы у нас были дети. Мне так хотелось иметь детей. Артуру тоже, я думаю. Хотя он о своих чувствах помалкивает.
Три года мы изо всех сил старались в постели, но ничего не получилось. Причина в том, что я, вероятно, бесплодна.
Как бы я была счастлива, если бы моя дочка каталась во дворе на трехколесном велосипеде или мой сынок гонял по двору мяч.
Но детей у меня нет. И даже собаки нет.
Я изо всех сил стараюсь не показывать свою неприязнь к семилетней соседской девочке. Завидую семейству с четырьмя детьми, которое живет на нашей улице, и ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня.
Артур, похоже, не слишком переживает, что не стал отцом. Я и на него злюсь. За то, что одна из-за этого страдаю.
Жалость к себе – плохой советчик.
41
Кому не хочется знать, как пройдут его собственные похороны? Думаю, это хоть немного интересно каждому, кроме разве тех, кто видит все в черном свете.
Много ли будет народу? Прозвучат ли красивые речи? Кто зарыдает? Закажут ли твои близкие изящное объявление и красивые цветы? Или затолкают тебя в дешевый ящик из плохонькой фанеры? Подадут ли кофе с кексом или раскупорят шампанское?
Уйма вопросов, мало ответов. Некоторые люди заранее подробнейшим образом сами намечают программу своих похорон, но большинство предпочитает прятать голову в песок, пока их останки не окажутся под землей. Пусть родственники соображают.
Я не раз представлял себе, что стою на кладбище и со стороны наблюдаю, как опускают в землю мой гроб.
Случалось также, что, сидя за рабочим столом, я вдруг задумывался над своим маскарадом после достопамятного дня.
– Нервничаешь? Думаешь о том, что будет дальше? – сочувственно спросила моя коллега Марике, когда я в очередной раз устремил взор в пустоту.
– Э-э-э… что-то вроде того, – ответил я.
– Плохо, конечно, что придется с этим кончать.
– С чем? – вздрогнул я.
– Я имею в виду – с работой.
– О да, плохо, твоя правда. И трудно.
Последнее время, разговаривая с кем-нибудь, я каждый раз думаю: а вдруг он что-то знает?
Я решил в ближайшие месяцы посетить как можно больше похорон. Конечно, не совсем незнакомых людей, это было бы слишком. Хотя… вряд ли кто подойдет ко мне и спросит: «Что вы здесь делаете?» Разве что народу будет совсем уж мало. В любом случае я вызову смутное воспоминание о шапочном знакомстве или сойду за дальнего родственника покойного. Через несколько дней хоронят старую тетку Афры. Я сказал Афре, что с удовольствием пойду на похороны. Она посмотрела на меня с изумлением:
– За двадцать лет ты ни разу у нее не бывал, а теперь, когда она померла, тебе вдруг вздумалось нанести ей визит.
Не в бровь, а в глаз. Я решил подлить масла в огонь:
– Хочу с ней попрощаться. Загладить вину.
Презрительный взгляд был мне ответом.
Но через три дня я еду с ней на кладбище в Зандам. Черпать вдохновение.
42