Живи и давай жить другим

Телевизионная программа «Без сучка без задоринки» освещает похоронное дело во всех аспектах. Вчера выступал смотритель печей, человек, обслуживающий печи крематориев. Теперь я кое-что об этом знаю. Например, что в печь загружается только один покойник, и не раньше, чем она разогреется ровно до 800 градусов. После кремации остается около четырех килограммов пепла. Затем смотритель с помощью большого магнита извлекает остатки железа, в основном шурупы от гроба. Я всегда думал, что после этого пепел можно помещать в урну, но это не так. Дело в том, что в нем еще остаются большие куски костей. В урне они будут греметь. И чтобы их хорошенько измельчить, останки сначала перемалывают.

Смотритель печей и после многих лет считает свою профессию увлекательным занятием. Может, оно и так, но мне показалось, что он в своей красивой синей пыленепроницаемой куртке вытаскивает останки из печи, как беззаботный пекарь пиццу.

– Что это ты смотришь? – В комнату вошла Афра с кофейником в руках.

– Интересную телепрограмму о кремациях и похоронах.

– Господи, Артур, там нет ничего повеселее?

В этот момент на экране появилась дама, посвятившая свою жизнь похоронам детей. Она продемонстрировала гроб с несколькими отделениями (кажется, из дешевого магазина «Ксенос»), предназначенный для мертворожденных деток.

Афра застыла, слезы брызнули у нее из глаз. Она беззвучно рыдала. Я обнял ее, погладил по волосам, и она некоторое время молча сидела на диване. Потом сказала:

– Твой кофе остыл. Сварить свежий?

70

Тоон современнее, чем я думал. Мой визажист-пенсионер, который должен сделать из меня неузнаваемого Луиджи Молима, пригласил меня к себе в мастерскую.

– Садитесь, Артур. Хотите пивка?

– Сейчас одиннадцать часов, Тоон, так что сварите кофе, если у вас есть.

Нет, кофе у Тоона нет, разве что оранжад, если угодно.

Тоон поставил на стол передо мной ноутбук, открыл его и приказал мне зажмурить глаза.

– А теперь смотрите, – сказал он через полминуты.

Я увидел на экране два фото (в профиль и анфас) холеного господина с седой бородкой, усами и конским хвостиком. Большие затемненные очки, характерная бородавка и кривоватый нос. А также глаза серо-зеленого цвета и румяные щеки.

– Это я?

– Да, вы. Полный отпад, а? – Тоон явно гордился своей работой. – Что скажете?

– Да-а… непохож… неузнаваем… Думаю, придется привыкать, когда буду по утрам смотреться в зеркало.

Честно говоря, снимки меня немного испугали. Особенно конский хвостик. Если что и раздражает меня в стариках, так это так называемые артистичные конские хвосты.

– А хвост обязательно? – спросил я.

– Что-то вы дрейфите, Артур, вам не нравится этот прекрасный конский хвост?

– У нас в Пюрмеренде мужики с такими хвостами всегда носят спортивные костюмы и выгуливают противных собак.

– Что ж, давайте сделаем вам спортивный костюм и добавим собаку. Тогда уж вас вообще никто не узнает, – обрадовался Тоон.

В конце концов мы состригли хвост и примерили другие костюмы и черты лица. Собственно говоря, бородавка меня тоже не устраивала, но Тоон непременно хотел ее оставить.

– Это важно, ведь она отвлекает внимание от всего остального. Если потом кому-то предложат описать вас, люди вспомнят только эту бородавку. И конский хвост, если он у вас будет.

Как выяснилось, Тоон очень ловко управлялся с компьютерной программой для визажистов. Уже через полчаса передо мной на экране появился окончательный вариант Луиджи Молима. К нему придется привыкать, но я остался вполне доволен. Если глядеть издалека, в этом Луиджи даже было что-то от Казановы.

Мне назначено прийти через месяц. Для первого раза Тоон на полденька придаст мне новый вид с париком и усами. Позже, в Италии, мои собственные волосы должны выглядеть в точности, как этот парик. Тогда же я получу практический урок ежедневного поддержания нового облика и осанки, а также попробую усвоить новую походку.

У меня голова пошла кругом.

– Поздно дрейфить, старина, – сказал Тоон. – Вам же надо стать кем-то другим? Вот и постарайтесь. Даром только солнце всходит. Если не измените походку, рискуете быть узнанным. Иногда человека узнают по походке с расстояния в сотню метров. Не так уж это и трудно. Вам не придется прихрамывать весь день.

В следующий раз я должен буду часок погулять по улице, привыкая к своему новому «я». Я попытался возражать, но Тоон был неумолим:

– Делайте, что вам говорят, не то я откажусь от этой затеи. Я профессионал и не сдаю полработы.

– О’кей, о’кей.

– Ну, а теперь пивка?

XI

Меня злит, что Артур порой слишком долго валяется на диване и демонстративно медленно поднимает ноги, когда мне нужно пройтись пылесосом. И он еще критикует мою манеру работать.

– Это неэффективно, – заявляет он, когда я делаю несколько дел сразу.

– Ну да, эффективнее лежать и ничего не делать.

– Когда женщины говорят, что они умеют делать несколько вещей одновременно, это означает, что они одновременно кладут в суп несколько приправ.

– Жаль, что ты даже не сам это придумал, Артур Опхоф.

В такой вот атмосфере протекают наши беседы, прерываемые долгим молчанием.