Живи и давай жить другим

«Выпустите меня отсюда!» – конечно, первое, что приходит в голову, но хит «Now it’s time to say goodbye» в хорошем исполнении тоже заденет публику за живое.

Кажется, я однажды уже излагал этот план?

И, кроме того, есть идея показывать в зале слайды, на которых он или она представлены в разных положениях, о которых мы ничего не знали. Множество изумленных возгласов «Вот это да!» заведомо гарантировано. Вставить между всеми благопристойными слайдами одно похабное порнографическое фото никому не известной парочки и задержать на мгновение стоп-кадр.

Как вам?

Некоторые хмурят брови. Они что же, вправду видели (например) фото Франса в школе танцев и фото Франса, свалившегося с раскладного стульчика в кемпинге, а между ними фото отсасывающей женщины? Недоуменно оглядываются на сидящих рядом. Соседка явно ничего не заметила, а вот впереди кто-то шепчет что-то на ухо своему соседу. Через некоторое время серия слайдов заканчивается и начинается сначала. Публика успевает сосредоточиться. Вроде бы странное фото мелькнуло после Франса в танцклассе. Кое-кто уже толком не слушает трогательную речь внука, напряженно ожидая появления на экране загадочного слайда. Вот он!

Черт возьми! Отсасывающая женщина. Соседи подталкивают друг друга. Поздно. Фото исчезло. Неужели… Франс? С женщиной? Я вроде ее откуда-то знаю…

На экране снова проплывает череда слайдов, но все ждут, когда снова появится Франс в танцклассе. Почти каждый к этому времени внимательно следит… не за детьми, конечно. Ждем, ждем… да, вот он, танцкласс.

И в этот момент представление заканчивается.

Мне бы хотелось осуществить несколько таких крамольных замыслов. Посеять некоторое замешательство на моих похоронах. Но поскольку я лично не буду лежать в гробу, я решил этого не делать. Ведь скорбящие посетители и без того будут обмануты, и было бы непорядочно дурачить их лишний раз.

Недавно, выезжая из похоронного центра в Пюрмеренде, я увидел кое-что новое. Вместо вереницы автомобилей на парковку вслед за машиной с покойником въехал автобус сопровождения. Это наверняка дешевле и намного веселей. При въезде на территорию центра пассажиры могли бы шутки ради залезть под сиденья.

91

Я попросил Йоста и Ваутера прийти в кафе. Нужно было сообщить им о разговоре с Теей, женой Стейна.

– Ну и урод этот Стейн, черт его дери, – сказал Йост. – Мог бы предупредить нас.

– Чтобы ты уж наверняка этак легонько столкнул его с моста? – ухмыльнулся Ваутер.

Я подумал, что мои друзья слишком усердствуют по части юмора.

– Может, раз в жизни будем чуть серьезнее? Мне не до шуток. Ведь он наш друг, и я точно знаю, он потерял вкус к жизни.

– Жизнь – великий дантист. Ты сидишь, раскрыв рот, а он проходит корневые каналы, – парировал Йост.

– Где ты это вычитал?

– Нигде, но звучит красиво.

Но все-таки Йост и Ваутер посерьезнели. Не больно-то приятно сознавать, что, если Стейн в приступе отчаяния бросится под поезд, это будет на их совести. Они торжественно обещали больше не третировать его по пятницам во время гольфа. Даже когда я перееду в Италию. Сказали, что отныне будут обращаться с ним дружелюбнее.

Мне было поручено встретиться со Стейном и разведать, что там с ним происходит. Разговор будет непростым. Ваутер справедливо заметил, что моя скоропостижная смерть тоже наверняка не обрадует Стейна.

Может, стоит как-то ввести его в курс дела, хотя бы частично, но я не представляю себе, с какого боку к этому подобраться.

– Кстати, вам известно, что человек, который бросается под поезд, обходится железной дороге примерно в два с половиной куска? – спросил Йост, чтобы немного разрядить обстановку.

– Так много? – недоверчиво переспросил Ваутер. – Наверное, все-таки дешевле.

– Да, самоубийство – шуточка дорогая, блин. Между прочим, когда поезд останавливают, объявляют не о самоубийстве, а о «наезде на человека». Как будто речь может идти о заблудившемся туристе.

– Знаете что, – сказал Йост, – если заранее втолковать людям, во что обойдется их самоубийство, они выбросят его из головы.

– Полегче, господа, ведь это наш друг, черт возьми, – возразил я для проформы.

92

Самый прекрасный вид сладкого безделья, dolce far niente, – следить за велогонкой «Джиро д’Италия». В прошлые годы я предпочитал «Тур де Франс», но с тех пор, как решил смыться в Тоскану, моим фаворитом стал «Джиро».

Три недели кряду я включал канал «Евроспорт», поздравлял себя с тем фактом, что уволен не по своей вине, и уютно устраивался на диване. Я часами глазел на крутых ребят, неутомимо жавших на педали. На заднем плане проплывал роскошный итальянский пейзаж, то с церковкой, то с небольшим замком. Комментаторы болтали, часы пролетали.

Между делом я мог спокойно поджарить тост с сыром и ветчиной, почитать, подстричь ногти на ногах или очистить яблочко. При этом я поглядывал на экран и прислушивался к бельгийским комментаторам. Смачные фламандцы лучше чопорных голландцев.