Живи и ошибайся

Проверил Петра я три раза. В первый раз снял капельницу и оценил его состояние. Выглядел он так, что я его узнал с трудом. Как можно так похудеть буквально за несколько часов? Цвет лица синюшный, глаза впали, кожа на руках дряблая, как у старика. Сам весь ледяной и его продолжало колотить от холода. Дуська окно прикрыла, одеяло на Петра накинула, а у него по-прежнему температура тела ниже нормы. Я ему подобие памперса из простыни свернул и в одеяло закутал. Вставать на горшок Петя уже был не в силах, ходил под себя. Алексей его положил на бок, когда капельницу закреплял, и чуть приподнял на подушках. Так Пете было удобно склоняться к тазику, когда его тошнило.

— Полегче чуток стало, — просветила Дуська. — Ноги уже не крючит, а то барин кричал.

Не сразу я сообразил, что это у Петра судороги были. После принятия антибиотика стало немного лучше. Капельница, к слову — единственная, что у нас имелась, должна поддерживать организм от обезвоживания.

— Пить давай побольше, — рекомендовал я Дуське. — Сама из этой посуды ничего не ешь, не пей. Я принесу тебе для умывания воды и мыла. И еды отдельно.

То, что девка заразилась, я ничуть не сомневался. Она за Петром горшок выносила, нормы гигиены наверняка не соблюдала, но пугать её не стал. Заглянул в горшок ради интереса. Дуська что-то про белое зерно говорила. Действительно, продукт хм… жизнедеятельности очень специфичный. Даже характерного запаха нет. Сказал, что сам отнесу, вылью и продезинфицирую сию посуду. Дворовую девку успокаивало то, что мы с Алексеем спокойно ворочали Петю и не боялись заразы. Про то, что мы вакцинированы, она, конечно, не в курсе, но хотя бы не паникует. Мне бы ещё так гостей успокоить.

Убеждать получалось господ с трудом. От уговоров я переходил к запугиванию. Типа без меня не справятся, а узнает губернатор, что заразу разнесли по уезду, так им же хуже будет. Больше всего, конечно, паниковали дамы. Они есть и пить отказывались. Снова читал лекцию, что кипячение воды — наше всё. Затеял во дворе шашлыки, чтобы господа лично наблюдали, как под воздействием огня гибнут вирусы, и не только холеры.

Шампуры у нас были подготовлены для других праздников, но такой своеобразный пикник на улице пришёлся по душе. К тому же свадебный павильон ещё не разобрали. Слуги убрали скатерть, вымыли столы, застелили чистым полотном, пропаренным в бане. Хлеб из печи дамы тоже сочли приемлемым угощением. Лакей на глазах у публики мыл руки каким-то пахучим мылом и только после расставлял тарелки и подавал еду. Женщины смотрели на ароматный кусок мыла завистливо, но молчали. Лизе я шепнул, что для неё в комнате лежит ещё лучше мыло.

Варёные яйца тоже пошли на ура. К шашлыкам добавилось подобие барбекю из свинины. Гости насытились, немного успокоились и, попивая чай, стали рассуждать о том, что случилось. Наташенька Данненберг жаловалась на всё и сразу. Я её понимал и где-то сочувствовал. Сейчас для молодой барыши любой выезд «в люди» важен. Где ещё жениха искать? Только-только она настроилась посмотреть, кто тут перспективный из гостей или внимание Пети привлечь, как тут такой конфуз, да ещё с основным претендентом в женихи.

В разгар наших чаепитий прискакал Куроедов с сопровождением. Глаза горят, усы торчком! И, судя по всему, он как раз не паниковал.

— Померли холопы Похвистневых. Все трое померли! — радостно сообщил Куроедов.

У сидящих за столом чуть весь обед обратно не вышел. Одна пожилая дама изобразила обморок, остальные начали обмахиваться веерами. Если до этого все воспринимали болезнь Пети как досадное недоразумение. Мол, с чего это я решил, что у него холера? Нужно бы за доктором послать и удостовериться. Правда, никто заходить в спальню Петра не рискнул. Теперь же смерть слуг негласно подтвердила диагноз.

— Ксенофонт Данилович, вы бы воздержались от поездок, — попробовал я призвать к разуму помещика. — Алексей Михайлович вам сказал, что инкубационной период, то есть время от заражения до расцвета самой болезни, может быть сутки или несколько дней? Лучше бы неделю побыть у меня в гостях.

— Могу и в гостях, — не стал возражать Куроедов, передав своего коня подскочившему конюху. — Где мой Йохан? Я этому мазиле что, просто так деньги плачу? Эй! Кто-нибудь пошлите уже за художником.

Перепуганный Йохан давно окопался на кухне, так сказать, поближе к кипячёной воде, которую я активно пропагандировал. Мыл руки каждые полчаса и боялся выходить куда-либо. Немец сразу поверил моим словам и строго следовал предписаниям. Рисовать никого не хотел, но дамы и Куроедов настаивали. Обществу хоть какое развлечение. Внутри дома прислуга под руководством Лизы чистила поверхности, и входить туда до окончания уборки не рекомендовалось.

Насчёт рисования, музыкантов и других подобных развлечений я был не против. Меня сильно волновало то, что Александра Азарьевна, вдовушка, получившая «по знакомству» (от Лёшки) комнату рядом с Петиной, тихо истерила, убеждая незнакомую мне помещицу, что холера через стены просачивается. А так, глядишь, отвлекутся, перестанут придумывать небылицы.