Живи и ошибайся 2 (СИ)

Почти на час задержали второй заезд. А после я, наплевав на свои обязанности, побежал к трибунам, чтобы посмотреть скачки.

Деда нашёл с трудом. По идее, номер двенадцать должен быть вторым от края, но знакомый картуз я заметил где-то в середине строя лошадей. Отчего так, выяснить не было возможности. Зрители подбадривали участников и ждали начала старта.

Кто подал этот сигнал, я просмотрел. Кони вдруг резко сорвались с места и помчались по дорожке. Последний дождь был несколько дней назад, поэтому пыль вновь взвилась столбом. Кто куда бежит, кто там первый — и не рассмотреть. Зрители продолжали орать, подбадривая участников.

Когда лошади вошли в поворот, даже император привстал, пытаясь разглядеть коня, на которого сделал ставку. Если я правильно оценил, то за исключением нашего Бархата и ещё одного жеребца все кони были орловской породы. Эти орловские рысаки оказались поголовно серой масти. На их фоне гнедой Бархат заметно выделялся. Он вообще смотрелся мощнее, и дед уверенно скакал на нём, обойдя как раз на повороте всех соперников.

Больше всего я волновался, что конь перейдёт на галоп и его дисквалифицируют. Но нет, Бархат так и шел рысью, красивой такой, просто загляденье. Хвост развивается, а всадник будто не колышется в седле, настолько ровный ход у жеребца. А уж когда он вышел к финишу, то его стали подбадривать даже зрители, болеющие за других лошадей:

— Давай! Давай!

— Э-гей! — бесновались трибуны.

Я не кричал, а замер, позабыв как дышать. Никогда не считал себя азартным человеком, но тут и меня проняло.

— Есть! — подскочил ко мне Лёшка. — Первый пришёл!

— Каков накал страстей, — оглядел я ликующую публику и императора, аплодирующего нашему коню.

— Беги к кассе. Сейчас возмущенные зрители подойдут, — поторопил меня друг.

— Там точно никаких не будет проблем? — поинтересовался я. — Вдруг контролёры чего-нибудь намутят?

— Хрен им, а не дисквалификация, — ответил Алексей. — Император лично следил, кто против него что скажет?

Нам невероятно повезло, что во втором забеге участвовали не самые лучшие скакуны. Все, кто хотел порисоваться, втиснули своих претендентов в первый список. Оказалось, зря. После первого заезда интерес публики как раз разогрелся.

Николай I сделал ставку, и его примеру последовали сопровождающие лица. Тотализатор подстёгивал азарт. Кстати, недовольные уже пытались доказать кассиру свою правоту и получить деньги. По какой причине деда поставили шестнадцатым, я не понял. Теперь же господа зрители пытались доказать, что они выбрали именно этого жеребца и им положены выплаты.

Конфликт разгорался. На месте Бархата бежала кобыла Вьюга, но она пришла восьмой. В билете у сделавших ставку стояло имя лошади, но они не хотели слушать голос разума.

В который раз я порадовался тому, что император лично посетил скачки. Бардак здесь был ещё тот. Если бы не поздравления государя, не знаю, как бы мы разрулили эту ситуацию. А так Николай I объявил, что первое место во втором забеге у жеребца по кличке Бархат из конюшни господина Куроедова, и все вопросы отпали.

В программках, где были записаны участники забега, указывалось, что это новая порода — «Русская легкоупряжная». Как вы понимаете, доверия к неизвестной породе ни у кого не было. В это время дворяне вообще преклонялись перед всем иностранным. Чего далеко ходить, у императора в конюшне в основном были английские лошади. С недавних пор туда ещё два наших тяжеловоза затесались.

На Бархата, кроме Лёшки и Куроедова, никто не поставил. Потому и получилось у них на двоих восемнадцать с чем-то там тысяч. Неплохо заработали при условии, что призы в этом году участникам скачек не давали, подразумевая, что победитель сделает ставку на своего коня и получит выигрыш. И это они получили половину от общей суммы. Вторую часть как-то там передадут отцу Нестору на постройку парохода.

Конфликт возле кассы удалось притушить, деньги получал Алексей по двум квитанциям — за себя и Куроедова.

— Что случилось? — невольно заволновался я, не увидев Куроедова.

— Ксенофонт Данилович коня продает, — отмахнулся Алексей.

— Императору?

— Не… кажется, Голицын перехватил инициативу.

— Государь не выскажет претензий?

— Гера, да откуда я знаю?! — возмутился друг. — Стоим ждем.

— За деньгами следи, — намекнул я на огромную сумму выигрыша.

Соваться с восемнадцатью тысячами куда-то в толпу мы не рискнули. Куроедов и сам разберётся. В конце концов, Бархат его конь, и за сколько он продаст — не наше дело.

— За сорок тысяч сторговал, — заявился где-то через час довольный Куроедов.

Дед плёлся следом и вид имел менее счастливый.

— Устал? — спросил я у него.

— По ноге хлестнули, — пожаловался он на участников заезда. — Я, собственно, и гнал Бархата, чтобы от этих аристократов уйти вперед. Нечестно играют.

— Главное, нас заметили, — продолжал радоваться Куроедов.