Живи и ошибайся 2

— Пушкин ведь жене ничего не сказал. Она только потом узнала. А этот выдал: «Не пускайте ко мне. Не нужно ей это видеть». Мы не рискнули его поднимать на второй этаж. Так в дворницкой и оперировал. За чистоту не ручаюсь. Темно, ни черта было не видно! Два дня колол антибиотики. Срок годности у них уже истёк, но должно помочь. Народ с антибиотиками не знаком.

Про поклонников из числа интеллигенции Алексей тоже пояснил. Эти откуда-то узнали о дуэли и с обеда четверга топтались у дверей. Лёшке пару раз пришлось выходить и рассказывать о состоянии раненого. А сегодня вся эта толпа заявилась уже под окна выражать благодарность доктору.

— Не думал я, что Пушкин настолько популярен, — высказал я своё мнение.

— Сам не знал, — ответил друг. — Но ты же видел, там больше простого народа, пусть и «просвещённого». Какие-то друзья-дворяне приходили домой проведать. Задолбали своими благодарностями!

— А доктора?

— Были, но уже вчера под вечер.

— Предложили клизму поставить? — хохотнул я.

— А ты откуда знаешь?

— Так это же сейчас обычная практика, — хмыкнул я в ответ.

— Про клизму спросили, но не предлагали. Они удивились самому факту операции. Я к тому времени капельницу и шприцы припрятал. Стерильных бинтов мне служанка нагладила утюгом. Профессора в количестве трёх штук заявились, я при них провёл перевязку. Те на шов посмотрели. А Пушкин же в сознании был, когда я оперировал, так что сам рассказал медикам, как я кусок кишки оттяпал и в тазик выкинул. Не поверишь, эти пошли прислугу пытать, куда выкинули. И дружно ковырялись в помоях.

— Надеюсь, они после этого руки помыли?

— Куда там! Но я сразу заявил, что если кто прикоснётся к пациенту, то я не ручаюсь за дальнейшее лечение. Аж охрип, пока лекцию читал. Там все заслушались. Дворник всё крестился и бормотал про страсти господни. Попа, кстати, приводили.

— Помогло?

— Не… он же соборовать хотел, а раненый и не собирается умирать. Теперь Александра Сергеевича за дуэль сошлют куда-нибудь из столицы.

— Пушкину не привыкать по ссылкам мотаться. А про Дантеса что говорил?

— Ничего. Мы же по сути незнакомы. Чего ему делиться со мной личной информацией?

Продолжить дальше беседу не получилось, поскольку мы прибыли на место и пора было приступать к обязанностям экскурсовода.

Глава 5

О посещении экспозиции графом я Лёшке рассказал в первую очередь.

— Ты не в курсе, этот Толстой имеет авторитет среди художников? — задал я волнующий меня вопрос.

— Он же вроде скульптор, — припомнил Алексей. — Хотя нет, рисовал тоже. Как раз у Пушкина есть строки в «Онегине»:

«Великолепные альбомы,
Мученье модных рифмачей,
Вы, украшенные проворно
Толстого кистью чудотворной
Иль Баратынского пером…»

— Думаешь, про этого Толстого?

— Про него однозначно. Кто-нибудь из художников ещё приходил?

— Никого не было, как поток студентов университета иссяк, так я и скучаю… — договорить я не успел.

В дверях появилась группа людей. И судя по возгласам, те самые поклонники «доктора». Всё правильно, мы же им адрес назвали.

Дальше пошло веселее. Нам немного попеняли по поводу того, что место для представления картины странное. В чём-то народ был прав. Только у нас особого выбора не имелось. Мы же не местные. Решать подобные вопросы через почту очень сложно.

В целом день прошёл хорошо. А на следующий случился настоящий бум! Посетители повалили толпой. И дело уже было не в Лёшке. Он и не присутствовал. С самого утра уехал следить за самочувствием раненого Пушкина. Наличие же огромного числа посетителей я объяснял тем самым сарафанным радио. Даже дядя Тыранова с женой пришёл. Эти получили письмо, отправленное художником из Москвы. И смотри-ка, не поленились, приехали в столицу.

Алексей Тыранов родственников стеснялся. Они, как и он сам, из мещан. В это время мещанам общаться с дворянами отчего-то стыдно. Вернее не так. Всё запутано в этих сословных взаимоотношениях, и я не берусь подробно описать всю градацию. Дворяне на всех смотрят свысока. Мещане комплексуют по поводу своего невысокого сословия. При этом и те и другие не считают крепостных крестьян полноценными людьми. Я больше шести лет живу в этом времени и никак не привыкну к подобному отношению. По этой причине я родственников Тыранова привечал со всем почтением и Куроедову наказал попридержать гонор, чтобы не смущать художника.

К следующему воскресенью наша слава достигла специальных учебных заведений. Наконец-то пригодились оплаченные критики. Трое мужчин уже неделю скучали, околачиваясь в коридоре. Пришло их время отрабатывать деньги, создавая фон и направляя мнение посетителей в нужную сторону. Я тоже не отставал, добавляя свое мнение.

— Делакруа уже давно применяет динамизм в своих полотнах…

— Интересная живость и передача цвета…

— Несомненно чувствуется влияние Теодора Жерико…

— Это не романтизм и не неоклассика…