Живи и ошибайся 3 (СИ)

При таких условиях возникало много проблем. Я же обычно зимой устраивал поиски чесоточных. А как отследить соблюдение всех норм? Не самому же неделями сидеть в деревне, контролируя больных. В результате получалось, что семья повторно заражалась от своих собственных вещей. И тут их снова навещал барин, злой и сердитый. Шпынял, гонял и заставлял по новой натираться серной мазью. Почти четыре года выводили чесотку на наших землях.

Куроедов с подобной напастью справился гораздо быстрее. У него в течение месяца чесоточных не осталось. Но я такие методы не использовал, старался просвещать народные массы без крутых мер.

Зато после мои крестьяне разбирались в методах борьбы с чесоткой гораздо лучше петербургских профессоров. И, конечно же, мы в обязательном порядке устраивали профилактику и карантин для всех пришлых, невзирая на сословия. Фёдор как коршун кружился над каждым, кто осмеливался возражать, пытаясь прорваться к старцу на проповедь, аргументируя свои действия тем, что без мазей и мыла излечится одним словом Божьим.

В общем, гигиена наше всё. При клинике в Александровке баня и помывочная были устроены в обязательном порядке. И снова возникла проблема с водой, которую носили ведрами от реки.

— Может, как-то локомобили приспособить для этого дела? — предложил я деду. — Пилили же мы шпон на ременной передаче от них.

— Приспособить не вопрос. Было бы к чему тот ремень цеплять, — напомнил дед про отсутствие насоса.

Со своими поместьями и производствами мы были ориентированы на сельское хозяйство, химию и строительство. Любые крупные металлические изделия приходилось заказывать на стороне.

— Привезут летом насос, не переживай, — успокоил меня дед. — У вас и пациентов-то считай, что нет.

— Есть уже три человека, включая отпрыска Данненбергов, — ответил я.

Два человека, которые также попали в клинику, были из куроедовских крестьян. Не то по приказу самого Куроедова, не то по личной инициативе управляющие избили палками этих двух мужиков так, что те находились на грани жизни и смерти. Как добрались бедолаги до Александровки, отдельная детективная история.

Мне же одна из деревень в подарок от Куроедова досталась. Она граничила с небольшим лесочком рядом с Несмияновкой и карьером с горючим сланцем. Сланец, заготовленныей летом, доставляли для котельных каждую неделю на телегах.

Именно к этим возницам и прибились двое куроедовских мужиков. Удивительно, как ещё не замёрзли по дороге. Помимо ран, добавилась простуда из-за переохлаждения. Лёшка лично решил выхаживать этих мужиков, попутно обучая санитаров, как бинтовать и обрабатывать раны.

Каждому из куроедовских крепостных досталось по двадцать пять палок. Практически смертельная «доза». Двадцать пять палок приравнивались к семидесяти ударами розг. Больше ста розг обычно не назначали, это уже считалось стопроцентно смертельно. Розги обычно были популярны летом. Зимой их заменяли палками. По мне, и то и другое — садизм. А ведь батюшка наш чуть не каждую неделю проповедовал отказ от телесных наказаний, особенно для детей. Доходчиво пояснял, как ослабевает тело. Да и я, не помню сколько раз, пытался вдолбить Куроедову, что он всеми этими экзекуциями не народ в строгости держит, а теряет людской ресурс, который мог бы работать и приносить прибыль.

Всё без толку. Мировоззрение помещиков изменить слишком сложно. Они с малолетства привыкли ко вседозволенности по отношению к крепостным. Куроедов не раз хвастался, как крепостную Лушку ему батюшка для утех тела к тринадцати годам подарил. Девственницей пятнадцатилетняя девка не была (батюшка её уже опробовал), зато ни в чём отказать малолетнему барчуку не должна. А та как раз сопротивляться стала. Ну как сопротивляться? После нескольких дней конкретного изнасилования начала взывать к милосердию. И получила вместо него порку на конюшне.

Забили девку до смерти, а молодой Ксенофонт Данилович лично за этим наблюдал. Померла, и ладно. Это же скот, считай. Баб никто не учитывает в подушных сказках. За убийство положено судить любого, но на местах закон по отношению к крестьянам никогда не соблюдался.

Но это всё было давно. По идее, крепостные Куроедова уже почти свободные люди. Николай I в манифесте зачем-то дал два года на выход крестьян из зависимости. Причины этому я не видел. Нет бы «отрубить хвост» сразу, а его начали резать по кусочкам. Лёшка предположил, что дата указана исходя из Российских расстояний. Мол, пока доведут манифест до дальних восточных земель, не меньше года пройдёт. Зато никто не упрекнёт помещиков в исполнении приказа государя. В ответ я заметил, что чем дальше на восток, тем меньше крепостных. Они-то как раз в центральной части России сосредоточены. В любом случае освобождение крестьян — сложный и проблемный вопрос.

— Как те двое бедолаг? Выживут? — спросил я, заявившись в больницу.