Живи по своим правилам. Что означает истинное бунтарство?

Мы жили в двух или трех кварталах от семьи браминов, очень православных браминов. Брамины полностью бреют головы – кроме одного места, где находится седьмая чакра, в этой части головы волосы всегда растут. Они завязывают их и убирают под головной убор или тюрбан. И вот, что я сделал: я отрезал волосы главы семьи браминов. Летом в Индии люди спят не дома, а на улице. Они выносят кровати или раскладушки из домов. В домах так жарко, что они ночуют снаружи.

Так вот, этот брамин спал… И это не моя вина! У него был такой длинный чоти – он так называется, эта прядь волос. Я никогда ее не видел, потому что ее всегда убирают под тюрбан. Когда он спал, волосы свесились и упали на пол. Они были такие длинные, что доставали до пола. Я не мог устоять. Я побежал домой, взял ножницы, отрезал чоти и отнес его к себе в комнату.

Утром брамин увидел, что волос нет. Он был взбешен, потому что в чоти заключалась его святость, вся его религия – теперь его духовность была уничтожена. Все соседи знали, что если случалось что-то плохое… то в первую очередь нужно искать меня. И он тут же пришел к нам. Я сидел на крыльце и ждал, я отлично знал, что он придет утром. Он посмотрел на меня, а я на него. Он спросил:

– Почему это ты так смотришь?

Я ответил:

– А вы почему? По той же самой причине.

Он спросил:

– По какой причине?

Я ответил:

– По той же самой. Вы сами скажите.

– Где твой отец? Я не собираюсь с тобой разговаривать, – рявкнул брамин. Он зашел в дом. Вышли они вместе с отцом, и отец спросил меня:

– Что ты сделал этому человеку?

Я ответил:

– Я ничего ему не сделал, но я отрезал его чоти, который ему не принадлежит, потому что когда я отрезал его, что он сделал? Он мог остановить меня.

Он был возмущен:

– Я спал!

На что я сказал ему:

– Если бы я отрезал вам палец, когда вы спали, вы бы проснулись?

Он ответил:

– Как я могу спать, если кто-то отрезает мне палец?

Я сказал:

– Это значит, что волосы не живые. Можно отрезать их, а человеку не будет больно и не будет крови. Зачем тогда переживать? На улице висела неживая вещь. Я думал, вам наплевать на неживые волосы в вашем тюрбане – я решил освободить вас. Они у меня в комнате. А с отцом мы договорились говорить только правду.

Я вынес ему чоти и сказал:

– Если они вам так нужны, забирайте. Если это ваша духовность, брахманизм, вы можете завязать их и положить в тюрбан. Все равно они мертвые. Они были мертвыми даже когда были на вас, и остались такими, когда я их отрезал. Можете просто носить их в тюрбане.

И прямо при нем я спросил своего отца:

– Где моя награда?

И брамин спросил:

– Какую еще награду он просит?

Отец ответил:

– В этом вся проблема. Вчера мы договорились с сыном, он будет говорить честно… и откровенно. Но он не просто сказал правду, но и привел доказательства. Он рассказал всю историю и объяснил свою логику – волосы не живые, зачем тогда переживать? И он ничего не утаил.

Отец вручил мне пять рупий. В те времена для маленькой деревни пять рупий были хорошими деньгами. Брамин разозлился на отца. Он проворчал:

– Вы испортите этого ребенка. Вам следует наказать его, а не давать ему денег. Теперь он пойдет и отрежет у всех чоти. Если вы будете давать ему по пять рупий за один чоти, в городе не останется брахманов, все они спят на улице; а когда спишь, не можешь все время держать чоти в руке. Что вы делаете? Теперь это войдет в норму.

Отец сказал ему:

– Но у нас уговор. Если хотите наказать его – это ваше дело; я в этом участвовать не буду. Я поощряю не его поступок, а его честность – и я буду делать так всю жизнь. Если его проступок очень серьезный, вы можете наказать его.

Брамин ответил отцу:

– Вы создаете еще больше проблем. Если я что-то сделаю этому мальчику, думаете, на этом все закончится? У меня есть семья: жена, дети, дом – завтра он возьмет и сожжет мой дом.

Он был очень рассержен:

– А сейчас у меня проблема, потому что завтра я веду церемонию в другой деревне, и они заметят, что у меня нет чоти…

Я ответил:

– Не волнуйтесь, я отдам вам чоти. Вы можете отблагодарить меня за это. Только не снимайте тюрбан, когда будете в другой деревне; даже ночью. Вот и все. И нет ничего страшного, нужно просто пережить одну ночь. Кто будет проверять, на месте ли ваш чоти ночью? Все будут спать.

Он сказал:

– Мне не нужны твои советы. Мне хочется ударить тебя как следует, но я знаю, что это приведет к дурным последствиям.

Я ответил:

– Уже привело. Вы пришли жаловаться; вы не похвалили меня за то, что я сказал правду, что не смог устоять против желания. А я не сделал ничего плохого; не произошло насилия – ни капли крови не пролилось с вашего чоти. Жалуясь моему отцу, вы уже создали цепочку последствий.

– Вы только посмотрите на него! – воскликнул брамин после моей речи.

Но отец ответил:

– Это не мое дело.

И я сказал отцу:

– Вот чему учит брахманизм: цепочке последствий.

Отец ответил:

– Оставь свою философию при себе. И прекрати ходить на эти лекции садху, монахов и махатма. Из всего, что ты там слышишь, ты делаешь странные выводы.

Я сказал:

– Это то, что я говорю, и это не странно. В этом и заключается теория кармы: ты делаешь одно действие, которое влечет за собой последствия. Он совершил действие – пожаловался на меня, и теперь будут последствия.

И последствия были, потому что он сказал мне, что собирался ехать в другую деревню… Он очень разозлился на меня, а когда ты зол, ты зол – а он был просто взбешен. Он злился на жену и детей… Я видел это, он вдруг загрузил вещи в телегу и уехал. Когда он уехал, я сказал его жене:

– Вы знаете, куда он уехал? Он уехал навсегда – а вы даже знали! Он приходил к нам и сказал отцу, что уезжает и никогда не вернется.

Женщина начала плакать и кричать:

– Остановите его!

Люди побежали за ним и остановили телегу.

Он спросил:

– Что вы делаете? Мне нужно на поезд!

Они сказали ему:

– Не сегодня. Твоя жена рыдает и бьет себя в грудь – она умрет!

Он ответил:

– Очень странно. Почему она бьет себя и почему она плачет?

Но ему не дали уехать, забрали его чемодан и сумку. Человек, который управлял телегой, сказал:

– Я не повезу тебя. Если ты бросаешь жену с маленькими детьми, я не хочу в этом участвовать.

Брамин ответил:

– Я не бросаю ее, я вернусь, но мне некогда объяснять это вам. Поезд скоро уходит – а еще две мили до станции.

Но его никто не слушал, и это я провоцировал людей. Они привезли его обратно вместе с вещами, конечно, он был рассержен, он швырнул сумку в жену. Его жена спросила:

– Что мы сделали? Почему ты…

Я стоял там, на улице, в толпе.

Он ответил:

– Никто ничего не сделал. Этот мальчик говорил мне, что будут последствия. Дело в том, что три дня назад в храме я преподавал философию действия и сопротивления, и этот мальчик был там. Теперь он учит меня.

Он повернулся ко мне:

– Прости меня, и я больше никогда не буду говорить о действии и сопротивлении. Ты можешь отрезать чоти кому угодно, если захочешь, я не буду жаловаться. Даже если ты отрежешь мне голову, я не скажу ни слова – потому что я хочу прекратить эти последствия. И теперь мой поезд уже ушел.

Потом все стали спрашивать:

– В чем дело? Мы ничего не понимаем. Кто отрезал вам чоти?

Я сказал ему:

– Видите! Последствия невозможно остановить. Все эти люди хотят знать: «Чей чоти? Кто его отрезал? Где чоти?»

Я крикнул всем стоявшим рядом с нами: «Посмотрите ему под тюрбан, у него на голове!»

Мужчина, который считался борцом в деревне, подошел и снял тюрбан с брамина, и оттуда выпали волосы.

Мой отец тоже был там и все видел. Когда мы шли домой, он сказал мне:

– Я отблагодарю тебя, но не нужно извлекать пользу из нашего договора.

Я ответил:

– Я и не извлекаю. Это не договор между тобой и мной. Я пообещал говорить тебе правду, а ты обещал поощрять меня за это.

И он сдержал свое слово. Что бы я ни делал и как бы мои поступки не противоречили его взглядам, он все время поощрял правду. Такого отца трудно найти – обычно родители навязывают вам свои идеалы.

Моего отца осуждали все в деревне:

– Вы испортите ребенка.

Он отвечал:

– Если такова его судьба, быть испорченным, пусть так и будет. Я не хочу вмешиваться в его жизнь, чтобы он потом не говорил: «Это отец во всем виноват». И если ему нравится быть испорченным, что в этом плохого? Что бы и когда бы ни происходило в его жизни, я не хочу вмешиваться. Мой отец вмешивался в мою жизнь, и я стал бы совсем другим, если бы не он. Я уверен, он прав, что каждый отец превращает своего ребенка в лицемера, потому что я сам стал лицемером. Когда я хочу смеяться, я остаюсь серьезным. Когда я хочу быть серьезным, мне приходится смеяться. Дайте человеку возможность смеяться тогда, когда он этого хочет. И пусть он будет серьезным, когда захочет. У меня одиннадцать детей, но для меня их всегда будет только десять.

Он все время так думал. Он никогда не считал меня своим ребенком, он говорил:

– Я дал ему полную свободу быть самим собой. Почему он должен быть похожим на меня?