Живи ради нас (СИ)

- Нет! - это слово слетает с языка. - Ян, извини. У меня сейчас родители в больнице, оба, я разрываюсь между ними, универом и работой. Прости, правда.

Вид у нее расстроенный.

Она смотрит так, словно я ее предала.

И это она еще всей правды не знает.

- Знаешь, - ну почему мне всегда так жалко людей? Почему я не могу сказать: “нет”? Почему меня так неудержимо тянет к Кисляку? - Давай я буду приходить по вечерам, как сейчас, иногда, “освобождать” тебя? Плюс ты всегда можешь мне позвонить, договориться?

Ты тряпка, Савинова! Тебе своих проблем мало?

- Идет, - радостно кивает Яна и бросается мне на шею. - Спасибо тебе!

Не за что.

- Алин, можешь попросить папу, чтобы он мне позвонил? - жалобно просит мама.

Я виновато улыбаюсь. Вот дура, могла бы сама догадаться!

- Конечно, мам. Прямо сейчас? - с готовностью вытягиваю трубку.

Та поспешно мотает головой:

- Только не говори, что я в больнице, а то он тут же примчится сюда.

Мам, прости, он знает.

- Хорошо, - бормочу я.

- Пап, позвони ей, только не проболтайся, - я не могу не напомнить своему болтуну-папе про необходимость конспирации.

- Ненавижу врать твоей матери, - вздыхает тот.

- Ложь во благо, - парирую я.

Загружаю холодильник продуктами, убеждаюсь, что мужчина взял в руки трубку, и тихонько выскальзываю из палаты.

Директор детдома боялась за психику детей, но по-моему, они даже ничего не понимают. Во всяком случае, когда я прихожу за сыном, в коридор вылетает крохотная девочка с двумя темными косичками и прозрачными зелеными глазами. Склонив голову, она несколько долгих минут смотрит на меня.

Надежда. Вот что я ясно читаю в чистых глазах малышки. И боль с силой бьет меня в грудь.

- Никита! - я кричу это имя совсем негромко, потому что горло почему-то отказывается воспроизводить звуки.

Однако сын появляется сразу. Кидается мне на шею, прижимается к груди, а потом доверительно шепчет:

- У Миши нет мамы.

Я не нахожу, что ему сказать. Только рассеянно киваю и вновь, как всегда, когда мне плохо, вдыхаю запах его мягких волос.

Девочка все еще не убегает. Смотрит на нас во все глаза и так и стоит на месте, теребя подол платья.

Я осторожно опускаюсь на колени так, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и протягиваю руку:

- Привет. Как тебя зовут?

- Таня, - робко пищит та, поченму-то перед этим опустив взгляд на ладошку.

Кит подозрительно смотрит на кроху. Я роюсь в кармане, протягиваю девочке леденец в голубой обертке.

Я даже не успеваю ничего заметить. Будто молния - и маленькие пальчики проворно забирают угощение с моей ладони.

- Спасибо.

Мгновение - и ее уже нет.

Наверное, конфеты здесь бывают нечасто.

Дома Никита с ногами забирается на диван, обхватывает ладошками колени,и грустно смотрит на меня.

- Ты тоже хочешь конфеты? - игриво произношу я, подхватывая ребенка, и начиная щекотать его под подбородком.

Кит громко верещит - сын до одури боится щекотки - но все же упорно вырывается и возвращается на прежнее место.

- Эй! - я теряюсь. - Что случилось?

Никита поднимает на меня голубые глаза и произносит всего одно слово,из-за которого мир плывет у меня под ногами:

- Папа.

Моя рука хватает воздух, я изо всех сил цепляюсь за подлокотник дивана.

- Хочу посмотреть на папу, - упрямо повторяет сын.

Я грустно смотрю на ребенка и получаю в ответ пронзительный и непреклонный взгляд.

Никита не знаком с Кисляком. Но я не могла допустить, чтобы он рос совсем без отца. Поэтому я показывала ему фотографии, мы смотрели игры. Кит думает, что папа много работает, а на него приходит смотреть по ночам.

Но Никита еще никогда сам не просил показать ему папу.

Медленно подхожу к письменному столу, извлекаю из ящика фотоальбом - я заполняю его уже 2,5 года. Самая первая фотография измята - та самая, которая уже побывала комом в мусорном ведре. У меня тогда так и не хватило сил выбросить.

Вырезки из газет. Распечатанные фотографии с сайта. Наши селфи. Куча заметок о хоккейной команде.

И миллион воспоминаний.

-Линка!…

- Я люблю тебя.

- И я тебя люблю.

- Я же знаю, как ты боишься высоты. И щекотки, - проворные пальцы Андрея пробегают по моим ребрам. Я кричу во все горло, и этот пройдоха закрывает мне рот поцелуем.

- Алина Андреевна Кисляк, - тихо произношу я перед зеркалом, словно примеряя на себя это имя.

- Звучит как имя нашего будущего ребенка, - Андрей появляется за моей спиной неожиданно, подходит к зеркалу, обнимает сзади, кладет подбородок на мое плечо.

Я заливаюсь краской, однако пылко возражаю:

- С ума сошел, я не такая “скромная” - дать такое имя своему ребенку!

- Тогда о чем ты? - лукаво осведомляется Кисляк.

Огоньки. В его глазах пляшут огоньки. Он снова меня перехитрил.

- Я вообще ничего не говорила, - упрямо произношу я и скрещиваю руки на груди.

Андрей смеется и целует меня.

Я выныриваю из воспоминаний и с улыбкой смотрю на сына. Вкус поцелуя Кисляка все еще тает на моих губах.

Никита держит в руках заветный альбом и водит пальчиком по странице, обрисовывая контуры тела спортсмена.

- Папа, - шепчет сынишка.

Я смаргиваю слезы и тихо отступаю в дверной проем.

На мониторе - смс от Яны:

“Завтра в 8 вечера. Пожалуйста! Ненадолго, обещаю!”