Живи с молнией

Под белым халатом на нем был зеленый свитер, застегивающийся спереди на пуговицы, с шалевым воротником и отвисшими, вытянувшимися карманами очевидно, владелец его часто совал в карманы кулаки, стараясь согреть пальцы. Свитер был небрежно связан неумелой женской рукой. Когда Эрик увидел лицо этого человека, ему захотелось сейчас же повернуться и уйти прочь. По вопросительно глядевшим на него карим глазам было видно, что Зарицкий болен. На его впалых щеках лежал какой-то землистый оттенок, словно от длительной голодовки. Чувствовалось, что во рту у него не хватает многих зубов, хотя Зарицкий не разжимал губ. Ему можно было дать и сорок, и шестьдесят лет, и Эрик вдруг ясно представил себе, как он будет выглядеть мертвым. Зарицкий отвернулся и стал вытирать прилавок у кранов с газированной водой, но Эрик чувствовал, что он искоса наблюдает за ним.

- Скажите, у вас есть телефон? - спросил Эрик.

Зарицкий, не поднимая глаз, кивнул на автомат в глубине лавки. Эрик чуть помедлил, стараясь понять причину этой внутренней настороженности, затем пошел к будке. Сердце его бешено стучало. Он позвонил в канцелярию и спросил, не звонил ли ему кто-нибудь. Оказалось, что никто не звонил. Эрик разговаривал, почти вплотную прижав трубку к губам, чтобы не было заметно, как у него прерывается дыхание. Он повесил трубку; коммивояжер ушел, и Эрик остался наедине с Зарицким.

Эрик подошел к прилавку; лавочник глядел в окно. Эрик попросил пачку сигарет, и Зарицкий, вынув мелочь из кармана, отсчитал сдачу. Положив монеты на прилавок, он упорно не отрывал от них глаз. Эрику не хотелось брать деньги. Как только он их возьмет, у него уже не будет никакого предлога оставаться здесь. В лавке было очень тихо, и вдруг Эрик понял, что хозяин его боится.

- Вы давно живете в этих местах? - спросил Эрик.

Хозяин пожал плечами и усмехнулся, все еще не поднимая глаз от прилавка.

- Давно, - сказал он и снова принялся водить тряпкой по прилавку. - А вы, видно, не здешний?

- Нет, - ответил Эрик. - Я просто...

- Послушайте, инспектор, - усталые больные глаза наконец взглянули в лицо Эрику, - тотализатора я не держу, букмекерством не занимаюсь, можете спросить в полицейском участке. Никто, кроме постоянных покупателей, телефоном не пользуется. Так что не ломайте себе зря голову.

- Да что вы, я вовсе не сыщик, - сказал Эрик обиженным тоном, словно оправдываясь. Он даже растерялся - ему было неприятно, что этот человек заподозрил в нем сыщика. Он поглядел на витрину. - Я хочу купить игрушку для своего сына.

Зарицкий еще с минуту пристально разглядывал его, потом грустно улыбнулся.

- Так почему же вы сразу не сказали? Мне все время не дают покоя шпики, ходят и разнюхивают, не занимаюсь ли я темными делишками. - Он покачал головой и заговорил совсем уже дружелюбным тоном: - Вы, должно быть, хотите купить лягушек?

- Да, - ответил Эрик, - вы угадали.

Зарицкий пошел куда-то в заднее помещение и вернулся, держа в руках точно такую же пару лягушек, как на витрине. Широкими плоскими пальцами он несколько раз повернул ключик в боку одной из них, явно щеголяя своей ловкостью. Размашистым жестом он поставил лягушек на мраморную доску прилавка, устремил взгляд в сторону, на дверь, словно подчеркивая непринужденную уверенность своих движений, и выпустил игрушку из рук. Эрик услышал жужжание пружины, затем одна из лягушек медленно поднялась в воздух и опустилась перед второй. Все быстрее и быстрее лягушки с лязгом запрыгали в чехарде по всему прилавку, потом вскочили на коробку итальянских сигар, и тут их поймал Зарицкий. Он улыбался. Когда-то Эрик мечтал, что будет вот так же улыбаться, закончив четырехчасовое испытание своего станка.

- Замечательная пружина, - сказал Зарицкий. - Каждая лягушка делалась, как часы. Как швейцарские часы. Тридцать центов. - Он усмехнулся и пожал плечами. - Подумать только, вы приехали с другого конца города за моими лягушками, а я вас принял за шпика! Но что вы хотите! В этом мишугэне [сумасшедшем (евр.)] мире у меня только и есть, что свой дом. К лягушкам полагается коробка. Завернуть?

- Не надо. Я понесу в коробке, - сказал Эрик. Он чувствовал, что Зарицкий теперь относится к нему с симпатией.

- Ладно. Значит, у меня остается теперь тысяча четырнадцать штук. - На его больном лице появилась улыбка. - Мало-помалу я с ними разделаюсь. Скажите, а вы-то откуда приехали за моими лягушками? Простите за вопрос, но мне просто приятно было бы знать; на секундочку я снова могу поверить, что если сделать мышеловку получше... - Он покачал головой. - Кто проложил дорогу к моей двери? Мыши. Нет, когда я стал продавать лягушек, когда я впервые получил патент, - ай, какой был день, какой был день! - вздохнул он. - Пятьсот долларов авторских процентов одним чеком. Пятьсот долларов, - медленно повторил он. - Мы с женой глаза вылупили на этот чек, и я сначала даже не мог сосчитать на нем нулей. Вот тогда я узнал, что значит быть Рокфеллером.