Живи с молнией

Эрик вышел из автобуса и, оставив позади себя темную, мерцающую огоньками реку, пошел мимо зданий колледжа Барнарда. У ворот Колумбийского университета, выходящих на 119-ю улицу, он на секунду задержался. Он смотрел на дорожку, ведущую через лужайку к высокому прямоугольному зданию со светящимися окнами, и вспоминал времена, когда вся его жизнь была связана с этой дорожкой и с этим домом. Он вспомнил те беспокойные дни, когда боялся, что останется без работы, вспомнил свою жалкую борьбу с Тони Хэвилендом и ту напряженную внутреннюю тревогу, которую приходилось подавлять, чтобы довести до конца этот опыт, казавшийся теперь таким бесполезным и ненужным. Тогда он каждую минуту ощущал возле себя незримое присутствие Сабины, и чем дальше подвигалась его работа, тем ближе они становились друг другу. А теперешняя его работа грозит совсем разъединить их. Те дни давным-давно прошли, но прежние заботы и тревоги остались при нем. Человек никогда не перестанет задавать себе извечный вопрос: «Что будет со мной?», потому что, сколько бы раз на него ни отвечали, говорить с уверенностью можно лишь о настоящем моменте.

Войдя в здание, Эрик сразу почувствовал, что бывшие однокашники относятся к нему как к человеку, которому сильно повезло в жизни. Мэри была права. Он видел это по глазам присутствующих, в особенности молодежи – бедно одетых, худощавых и очень непосредственных юнцов, каким он и сам был когда-то.

Фокс появился в самую последнюю минуту, призвал собрание к порядку и предоставил слово докладчику. Эрик со щемящей грустью разглядывал знакомую обстановку – все тот же демонстрационный аппарат, те же кривые, непременные таблицы цифр I, II и III, длинные уравнения на доске и тот же запах мела и застоявшегося табачного дыма. В течение полутора часов докладчик делал сообщение, выслушивал оппонентов, спорил, соглашался, и наконец собрание закончилось. Фокс нашел взглядом Эрика и жестом попросил подождать его в коридоре.

Они прошли в квартиру Фокса – выпить по рюмочке, как сказал Фокс. Декан заметно постарел: ему шел седьмой десяток, и его короткие прямые волосы сильно побелели, а когда он говорил, вокруг его губ собирались бесчисленные мелкие морщинки. И все-таки благодаря невысокому росту и плотному сложению Фокс казался еще крепким и сильным, хотя по-прежнему походка у него была неуверенная, словно он шел вслепую, ощупью. Отвечая на вопрос Эрика, он сообщил, что Мэри Картер вскоре после своего приезда в Нью-Йорк получила назначение в Барнард на все лето… Ну, конечно, подумал Эрик, приехав в Нью-Йорк, она не пожелала ни написать, ни позвонить ему. Он слишком хорошо понимал, что она чувствовала…

Фокс жил в той же квартире, в которой Эрик был у него на званом вечере через неделю после того, как он наконец попал в Колумбийский университет, в эту обетованную страну гигантов; та же обстановка, тот же вид из окон, но теперь Эрик смотрел на все это глазами умудренного жизнью человека. Фокс провел его прямо в старомодную столовую, бросил его пальто и шляпу на резной сервант и достал бутылку виски и два бокала.

– Будем хозяйничать сами, – сказал он через плечо. – Моя жена в больнице.

Эрик сел, но Фокс продолжал стоять. В низкой люстре из темной бронзы горела только одна лампочка. Тусклый свет ее поглощался темной мебелью мореного дуба, темно-красным ковром и рельефными обоями под старую бронзу. Одинокая лампочка не освещала комнату, а лишь наполняла ее бледным желтоватым туманом. Фокс прохаживался вдоль стола, заложив руки за спину и слегка похлопывая ладонью о ладонь. Кроме этого сухого звука, ничто не нарушало глубокой тишины.

– Итак, – сказал Фокс, – вы выглядите самым богатым человеком на свете. В этом и заключаются ваши достижения?

– Нет, – сказал Эрик, не обращая внимания на колкость. Он сидел, скрестив руки и положив локти на стол, и следил глазами за Фоксом, который по-прежнему внушал ему уважение, но уже без былого благоговейного чувства. Вместо этого теперь появилось сострадание. – Я не стал даже самым богатым физиком в мире.

– Я слышал, вы перешли в торговлю.

– Точнее сказать – в промышленность, – спокойно отозвался Эрик.

– Вы отлично понимаете, что я хочу сказать, – ответил Фокс, даже не взглянув на Эрика и продолжая шагать вокруг стола. – Чем вы занимаетесь?

Эрик подробно рассказал о своей работе. Фокс, не прекращая своего хождения, от которого у Эрика начала уже кружиться голова, время от времени молча кивал. Потом внезапно он опустился на стул против Эрика.

– Перейдем к делу, – сказал он. – Расскажите мне, пожалуйста, что этот сумасшедший Фабермахер натворил в Кемберленде? Что он, поднял там бунт, выкинул красный флаг? В чем дело? Какого черта? Что там натворил этот мальчишка?

– О чем это вы? – спросил Эрик, пораженный таким внезапным переходом. – Он ничего там не натворил.