Живи с молнией

Эрик вошел в ворота университетского городка и медленно зашагал по усыпанной гравием дорожке к зданию физического факультета. Когда-то давно он проходил тут каждый день; этот короткий путь через лужайку был связан с воспоминанием о свежих ранних утрах, и даже теперь, спустя много лет, Эрик помнил, как выглядела эта дорожка в разные времена года и как менялся ее вид в зависимости от владевших им в ту пору настроений. Бывали дни, когда он, молодой аспирант, пробегал по ней, ничего не видя вокруг, торопясь поскорее сесть за работу; бывали и такие времена, когда он медленно плелся по этой дорожке, зная, что рушатся все его надежды, связанные с окончанием опыта, и с тоскою думая о предстоящем дне. Закончив работу с Хэвилендом, Эрик был твердо уверен, что отныне ему придется бывать в этом здании только в качестве посетителя; так оно и было, когда он служил в Американской машиностроительной компании и приходил на факультет за консультацией; он держался в этих стенах несколько свысока, сознавая, что завоевал себе прочное место в другом, гораздо более жизнедеятельном и сложном мире. И вот теперь, спустя почти десять лет, он снова вернулся сюда, и снова ему предстоит ежедневно проделывать знакомый путь через парк. Ему казалось, что он начинает жизнь сначала, почти ничего не приобретя за все эти долгие годы. Его не радовало это возвращение к прошлому, у него было такое ощущение, словно он надевает старое, много лет провисевшее в шкафу пальто, утратившее почти всякую форму и пропитанное старыми запахами, воспоминаниями о прошлых, давным-давно забытых переживаниях, событиях, надеждах и разочарованиях.

Войдя в здание, он сразу ощутил какие-то перемены. Самый воздух, казалось, находился в движении, словно еще вихрясь вслед за стремительно пробежавшими по коридору людьми. В тишине как будто еще звучало замирающее эхо их взволнованных голосов. Возле лифтов громоздились ящики с каким-то новым оборудованием, связки стальных стержней для металлических конструкций и целые штабеля стеклянных трубок в шесть футов длиною. Университетские служители, которые должны были разносить все это по лабораториям, очевидно, были сейчас заняты чем-то другим; физики, для которых предназначалось это оборудование, делали какую-то другую работу, но Эрик ощущал их присутствие и их деятельность. Здание было наполнено смутным гулом. Эрику казалось, что в этом хорошо знакомом ему мире все часы стали тикать с лихорадочной быстротой, и от этого мгновенно изменился ритм здешней жизни.

Эрик вошел в кабинет Фокса и, подойдя к столу, улыбнулся своему старому руководителю.

– Вот я и вернулся, – сказал он и с кривой усмешкой пожал плечами. Этот жест означал полную капитуляцию – все годы, проведенные в Кемберлендском университете, годы неистово напряженной и бессмысленной работы у Тернбала Эрик как будто собрал в большую серую кучу и отбросил куда-то в угол. – Что я должен делать и когда мне приступать к работе?

Умные серые глаза старика внимательно разглядывали Эрика. Казалось, Фокс заранее знал все, что может сказать ему Эрик, и глядел на него молча, без участия, без жалости и без всякой насмешки. Потом он встал, пожал ему руку, и впервые в этом движении Эрик почувствовал сердечность, которой Фокс никогда раньше к нему не проявлял.

– Я рад вас видеть, – мягко сказал он, задержав в своей руке руку Эрика. – Своим возвращением вы оказываете мне большую услугу. – Он рассеянно оглянулся, и в его взгляде мелькнула какая-то неуверенность, которой Эрик раньше за ним не знал. – Тут все пошло несколько вразброд, и мне необходим помощник. Как же отнеслись к вашему уходу там, на вашей прежней работе?

– Не знаю, – грустно усмехнулся Эрик. – Да и не все ли равно теперь?

– Когда же вы можете приступить к своим обязанностям?

Эрик рассмеялся.

– Можно считать, что я уже приступил.

И тотчас же, будто остановка была только за этим последним знаком согласия, Эрика захлестнули бег времени, война, срочные задания и огромная ответственность.