Живи в свое удовольствие!

Но нет, несчастный исполин, даже если и хотел поразить Залмоксиса в последний момент, тем не менее, вряд ли смог бы это сделать. Вместе с кровью, ручьем хлынувшей на мост и дальше потекшей в канал, уходила и жизнь великана. Он тихонько зарычал и сделал пару шагов вперед, в то время, как Залмоксис опять предусмотрительно отступил назад, держа окровавленные клинки наготове.

Тогда гигант повалился было вперед, но поскольку он был чудовищно, нечеловечески силен, он сумел удержаться на ногах и прошел еще пару шагов, бессмысленно и безнадежно пытаясь достать дакийца. Но Залмоксис все также отступал, понимая, что время теперь играет за него и является союзником и ему надо подождать всего чуть-чуть, чтобы одержать победу.

Тогда гигант, больше не в силах сдерживать собственную слабость, сделал еще пару шагов и только в самом конце поскользнулся в луже собственной крови. Удержаться на ногах у него теперь не было никакой возможности и бедолага, все также бессильно рыча, а в конце уже и беспомощно хрипя, рухнул на мост лицом вперед, как брошенный с высоты мешок с мукой.

Хрупкое сооружение снова закачалось, только теперь уже не от топота гигантских ног бойца дяди Павла, а от веса его умирающего тела. Залмоксис по привычке арены отошел еще дальше, потому что бывали такие случаи, когда бойцы продолжали драться, даже лежа на песке и захлебываясь собственной кровью, но в данный момент эта предосторожность была излишней. Рыча, как остывающий мамонт, боец дяди Павла лежал лицом вниз и его руки и ноги конвульсивно дрожали, а черная кровь продолжала литься на мост.

Ее уже натекло немало и вся поверхность моста была заляпана кровью, словно здесь устроили бойню и закололи десяток быков во славу Юпитера или нашего христианского Бога. Да, жертва была принесена и это была жертва на священный алтарь войны.

Боец дяди Павла погиб с мечом в руках и в честном поединке и не его вина, что мой Залмоксис оказался быстрее, опытнее и расчетливее. Может быть, мой трюк с ослеплением тоже сыграл свою роль, но мы об этом уже никогда не узнаем.

— Это было великолепно, — с чувством, редко вырывающимся у него наружу, сказал Лакома. Он стоял с вытаращенными от удивления глазами. — Я же говорил, император, что Залмоксис победит, разве не так? Честно говоря, я и сам сильно сомневался в этом, но теперь вы видите, что я был прав?

— Да, это было великолепное зрелище, — согласился я и направился к дяде, но затем на минутку остановился. — Приготовьте мечи и будьте готовы к драке. Мы ведь, в сущности, просто одержали небольшую победу в одиночном поединке.

— Ну что, дядя, — сказал я насмешливо, подойдя к своему ошеломленному родичу. — Ты принимаешь поражение своего бойца и отдаешь мне свою армию? Или ты хочешь сказать, что твой боец победил моего беспомощного старика?

Глава 27 В этой главе император ведет пустопорожнюю великосветскую болтовню

Павел поглядел на меня и я тут же поразился тому, насколько в его взоре могут одновременно сочетаться два противоречивых чувства — ярость и необходимость соблюдать приличия.

— Ты слишком молод, чтобы доверить тебе армию, — сказал дядя, глядя на меня исподлобья таким взглядом, что если бы глазами можно было зажигать предметы, я бы уже давно превратился в кучку пепла. — Молоко на губах не обсохло. Поэтому я просто уведу армию из города, а тебе позволю пока что и дальше распоряжаться во дворце, ведь тебе именно это и было нужно?

Я на секунду задумался, ведь я оказался победителем и мог позволить себе это, краткий миг обдумывания ситуации, чтобы решить, как быть дальше. В шахматной игре, которую мы затеяли друг с другом, моя пешка Залмоксис внезапно оказалась ферзем и смогла съесть здоровенного слона дяди, а ему самому был поставлен шах, но пока что до мата еще было очень далеко.

За спиной дяди громадиной высилась поддержка от моего отца, который мог в любую минуту заключить перемирие с испанскими вестготами и стремительным броском вернуться в Равенну. Этот фактор надо было учитывать в первую очередь.

Затем, необходимо понимать, что армия дяди в любом случае оставалась сильнее моего неопытного и разношерстного воинства, а значит, он мог просто наплевать на приличия, забрать назад свое слово и несмотря на итоги поединка, просто-напросто двинуть своего ферзя вперед и быстро разгромить меня.

В любом случае, он оставался командиром над тысячной армией наемников и мог командовать ими так, как ему заблагорассудится. Победителей не судят, он и в самом деле мог просто силой одолеть меня и заставить всех забыть об этом несчастном дурацком поединке. Я видел в его глазах, что он так и собирался сделать, если я откажусь принять его условия, потому что отдавать армию в мои руки он явно не собирался.

Поэтому я улыбнулся ему самой широкой улыбкой, на которую был способен, для того, чтобы скрывать свои истинные намерения и чувства.