Живодерня

В палату заглянул санитар Чукча с засученными рукавами докторского халата и внимательно осмотрел присутствующих в палате больных. Увидев его, дурачок сорвался с места и, подбежав к санитару, стал листать перед его носом тетрадь и воодушевленно показывать в ней что-то написанное. Но санитар не обратил на него внимания. Огорченный дурачок проводил его разочарованным взглядом и снова возвратился к безучастному Илье.

– Ну, вспоминай, – голубятня…

Дурачок толкнул его локтем.

"Что он пристал, стервец? – не поворачивая головы, лениво подумал Илья. – Чего ему надо? Скорее бы обед…"

И словно по велению Ильи, в столовой зазвенели ложки. Все больные спешно начали покидать палату – нужно было успеть запастись хлебом, иначе не достанется.

Илья тоже пошел на обед.

После обеда и приема лекарств Илья снова сидел у себя на кровати. Поприставав с тетрадкой ко многим, но ни у кого не найдя понимания, активный дурачок снова подсел к Илье на освободившуюся от Малюты кровать.

– Ну как, вспомнил?

Илья молчал.

– Вот, погляди, что у меня в тетрадке написано. Я за всеми пишу. Болезнь у меня такая. У меня карандаш есть.

Он показал карандаш. Открыв перед Ильей свою тетрадь, человек с лучезарной улыбкой стал тыкать пальцем, указывая строку, которую следовало прочитать. Строки эти были разбросаны по странице в полном беспорядке, и если читать все подряд, то не несли читателю никакого смысла, но…

– Вот, прочитай.

"Свинцов передает привет…" – прочитал Илья не без удивления, человек ткнул пальцем в другую строчку: "Я из… ополчения Свинцова… Он тебя разыскивает…"

– Ну как? – улыбнулся дурачок. – Теперь вспомнил?

Илья встал и вышел в коридор.

"Не-ет! – думал он, разгуливая взад-вперед по коридору. – Не-ет! Больше меня не обманете. Хоть десять "подсадных уток"… Хватит насмехаться надо мной, доктор Добирман! Слишком дешевый трюк – Илья на него больше не попадется!.. Хватит с меня этой сволочи Кирилла! Не-ет!.. Нужно бежать! И как можно скорее…"

Илья, все больше возбуждаясь, ходил по коридору, полностью погрузившись в свои мысли, никого не замечая. В последнее время Илья находился в состоянии либо полной апатии ко всему окружающему, либо крайнего возбуждения, часто даже ни с чем не связанного – без особой на то причины. Но не сейчас. Сейчас причина была. "Подсадная утка" вызвала у Ильи обратную реакцию… Они, конечно, не знали, что теперь он не доверяет никому! Только себе!

"Бежать! Бежать!.." – истерически билось в мозгу. Он словно пробудился от сна, голова прояснилась. Илья собрал в кулак весь остаток воли…

Вот, оказывается, в чем таилась основная опасность – в расслаблении, когда становится безразлично – бежать или оставаться. Опасность – в апатии. Зная, что в его матрасе спрятана ложка и он может в любой момент (когда ему заблагорассудится) покинуть больницу, Илья успокоился. Может быть, завтра убегу, чего-то мне спать сегодня хочется… А может, лучше послезавтра… Куда спешить?.. Иллюзия свободы – вот что чуть не сгубило его. Кажущаяся свобода выбора.

Возможно, так было и с тем, кто ценой невероятных усилий украл эту ложку для побега. Вот так же и он успокоился тогда, думая, что главное дело сделано. Остальное ерунда – убегу завтра… или нет, лучше послезавтра… Когда захочу. И лежа на матрасике с ложкой, он ощущал себя хозяином жизни и своей свободы… А ему, между тем, кололи укольчики, давали для выздоровления таблеточки… А потом он начал забывать о таящейся в матрасе ложке, потом забывать выходить в туалет, потом забывать свое имя и где находится… пока его, совсем лишенного разума, не перевели в палату номер один…

Да, могло так быть. Так и было.

По временам Илья заглядывал в первую палату. Вонь и вид сумасшедших уже не вызывали в нем никаких чувств. Даже ставший десятым обитателем палаты Малюта, ползающий по кровати и с энтузиазмом выискивающий в белье "маленьких человечеков"…

Началось это у Малюты около недели назад. Последнее время его интенсивно кололи и надолго уводили к врачу. Однажды ночью он поднял Илью с кровати и стал перекапывать его белье в поисках, как он говорил, "маленьких человечеков". Илья испугался, что он может добраться до ложки, поэтому сказал Малюте, что все "человечеки", построившись, ушли к нему на кровать, и Малюта до утра ловил их в своем постельном белье. Поймав "человечека", он сворачивал ему головенку или живьем проглатывал, но Илье показывать не хотел. Продолжалось это до тех пор, пока утром приглашенный санитаром врач, взглянув на Малюту мельком, не велел перевести его в палату номер один. Вероятно, что-то надорвалось в мозгу Малюты. Надорвалось и в Илье. После перевода Малюты он особенно остро и болезненно ощутил одиночество. Он чувствовал какую-то связь с этим глубоко несчастным, но ставшим самым близким ему человеком. Ведь столько раз Илья заботился о нем, уговаривал не падать духом, уверял, что все еще будет хорошо… Да и не Малюту он уверял, а самого себя. Утешая слабого, он укреплял себя… Теперь Илья остался один, а Малюта ловит "человечеков" в той страшной палате, откуда нет возврата и выхода.