Живодерня

– А делать вот что. – Густобровый человек снова оглянулся и, не увидев никого в пределах слышимости, продолжал: – Если они узнают, что ты пришел в себя, они снова начнут ставить над тобой свои чудовищные эксперименты. У меня осталось десять дней. Эти десять дней тебе придется прикидываться ничего не соображающим. Понятно?

– А что это даст?

Илья начинал мыслить более отчетливо и быстро, мозг возобновлял свои функции.

– Это оттянет твой перевод на десять дней. А там будет видно. Во всяком случае, я уже передал на волю Свинцову, что ты здесь. Он готовит штурм отделения.

И тут внезапно Илья вспомнил этого человека: ведь это он подходил с общей тетрадкой незадолго до побега Ильи и показывал написанные в тетради фразы.

– А-а, ты из ополчения Свинцова, – догадался Илья.

– Конечно. Ты еще не понял? Свинцов случайно подслушал разговор людей Китайца, узнав от них, что ты – в психбольнице и там из тебя выпытывают какие-то сведения. Свинцов разослал ополченцев по дурдомам, чтобы тебя нашли и помогли чем можно. Это дело нетрудное. Ополчение против Китайца он в дурдоме и сорганизовал. Разве ж нормальные люди пошли бы в ополчение против такого бандита, как Китаец. Мне все с легким приветом. Вот я, например, писать люблю. – Он кивнул на тумбочку, где лежала толстая тетрадь, которую он уже показывал. – Бывает, чувствую такое беспокойство, какое-то особенное. Ну, думаю, началось. Сяду дома и пишу, и пишу…

– А что пишешь?

– Так, разное: рассказы, повести, романы – всякую белиберду придумываю. Приключенческие романы писал, детективные, да и просто про жизнь – реализм.

– Так, выходит, ты писатель.

– Да нет. Писатель – это кто? Достоевский, Чехов да и прочие. А я просто писать люблю. Поэтому и пошел к психиатру районному, он меня на обследование направил на предмет выявления таланта – там я со Свинцовым и познакомился. Сейчас, например, роман пишу. – Он посмотрел на тетрадку. – Ты, Илья, пей побольше. Тут травка заварена, ее с воли передают, по тибетскому рецепту. Есть у нас в ополчении специалист по восточным медицинам, тоже из дурдомовцев. Он говорит, когда много отвара из этой травки пьешь, она из организма лекарства выводит. Пей, пей.

Он протянул Илье кружку. Илья хотел взять ее, но ополченец не разрешил.

– Для всех ты невменяемый. Понял? Так что я буду продолжать тебя кормить и в писсуар выводить.

Он дал Илье выпить отвар до дна.

– А как мне себя вести нужно? – спросил Илья.

– Как, как? Да обыкновенно, как всегда вел,-смотри вперед, будто ничего не соображаешь, на вопросы не реагируй. Хорошо будет, если укусишь Чукчу проклятого, да побольнее. Уж как он над тобой издевался, садюга!

– Я же не знаю, как тебя зовут, – спохватился Илья.

– Разве я не сказал? – всполошился ополченец. – Имя у меня простое, но редкое – Парамон.

Илья, уставший от чересчур долгого умственного напряжения, закрыл глаза.

– Во-во, если тупо смотреть в пространство надоест, – сказал Парамон, ласково похлопав Илью по руке, – глаза закрывай и лежи, чтобы тебя не спрашивали. А сейчас поспи: тебе сил набираться нужно.

Спал Илья недолго и, открыв глаза, лежал, не двигаясь. Он вспомнил свой неудавшийся побег, охранника, Кирилла… На ум пришел подслушанный им в кабинете врача разговор, из которого Илья понял, что Парикмахер бежал именно с этого отделения. Но как?! Нужно вспомнить, непременно нужно вспомнить… Он стал в подробностях восстанавливать в памяти разговор с Парикмахером в подвале в тот день, перед его смертью. Пролежав так в размышлениях минут пятнадцать с небольшим, Илья отчаялся и для разнообразия, предварительно осмотревшись, не наблюдает ли за ним кто-нибудь, взял с тумбочки толстую тетрадку Парамона и открыл на первой странице. Там был набор слов, который Илья уже видел. Пролистнув две странички, он наткнулся на убористый, но разборчивый текст. "Наверное, это роман, который он пишет", – подумал Илья и стал читать сначала.

"Кругом была кровь. Кровь была не только на полу, но и на стенах и даже на потолке, словно какой-то псих или шутник кропил ею для смеха и произведения пущего театрального эффекта. И эффект ему удался. Но не это казалось самым омерзительным и жутким в комнате…"

"Что это? Роман ужасов, что ли? Нужно порасспросить Парамона об этом…"

А тут как раз Парамон собственной персоной вошел в палату, увидел в руках Ильи свою тетрадь и, всплеснув руками, бросился к нему.

– Ты что?! Хочешь, чтобы тебя опять мучить стали?! – воскликнул он, вырывая тетрадь. – Лежи, не двигайся как дурак. Может, Свинцов скоро на штурм пойдет.

– Тяжело лежать в таком бессмысленном состоянии.

– Ты нормальным остаться хочешь? Значит, побудь некоторое время дураком. Если что – я рядом буду. Я ведь здесь и сплю.

Это была бывшая койка Малюты.

– Скоро ужин, – сказал Парамон, помолчав. – Буду тебя кормить. Хорошо бы для естественности, чтобы ты под себя разок-другой сходил, – расчесывая пальцами густые брови, задумчиво проговорил он.

– Ну уж нет! – возмутился Илья. – Я и так еле…

Он осекся, боковым зрением увидев белый халат, и закрыл глаза, откинувшись на подушку.

Через несколько минут Парамон дал отбой.