Живодерня 2

— Ах, Миша?! Так он твое дело взял. Черта с два!! Не получит он его. У Миши ни по одному делу насильников не осудили. Устраивает тут либерализм с такой мразью как ты. Пентюх он хренов, а не следователь. Все порнуху там смотрит! — Николай Степанович с ненавистью кивнул на дверь. — Нет уж! Хрен он твое дело получит, — он погрозил пальцем. — Я буду его вести, и ты у меня на полную катушку схлопочешь! Колись, подонок!! — вдруг снова жутко заорал он.

Илья захлебнулся от досады, обиды, страха. Еще никто в жизни не смел так открыто, нагло и беспардонно обзывать и оскорблять его. А он хотя и не знал, но чувствовал свою вину, поэтому не смел ответить на грубость.

— Будь моя воля, — уже не в силах кричать, сквозь зубы цедил следователь, — я бы тебя, подонка… вот этими руками задушил, — он потряс ручищами над столом. — Да знаешь ли ты, гад, что того заявления, которое девушка честная, тебя подонка не испугавшаяся, написала, вполне достаточно, чтобы тебя посадить. Это я все, мразь вонючая, для твоей же пользы стараюсь, чтобы тебе за чистосердечное признание, говнюку, меньше дали. Ну! Будешь говорить?!

Постепенно успокоившийся Николай Степанович снова начал распаляться, потеть, пучить глаза…

— Колись, па-д-ла!! — орал он на Илью, находящегося в предобморочном состоянии. — Сволочь! Тварь! Га-ди-на!! Все, убью сейчас тебя!!

Он вытер со лба пот, нажал кнопку звонка, вмонтированную в стол, тут же вошел милиционер, который привел Илью.

— Уведи эту мразь. Иначе я его сейчас угроблю. Падлу!

На трясущихся ногах Илья вслед за милиционером пошел в камеру.

“Какой страшный человек, — думал он. — Какой страшный”.

За время разговора Илья даже вспотел. В камере никого не было.

— А где? Тут были…, — он не мог подобрать от волнения слов.

— Выписали их, чтобы баланду тюремную не расходовать. Выписали бомжей домой, в подвал, — уходя, сказал охранник и закрыл дверь.

На табуретке стояла алюминиевая миска с чем-то жидким и дурно пахнущим.

“Боже мой! — Илья сел на койку и обхватил голову руками. — Боже мой! Может быть, повеситься?”

Он поискал глазами крюк, но не нашел, да и не на чем было. Хотя раньше он слышал или где-то читал, что японские самураи, попав в плен совершали над собой “хара кири” без ножа: откусывали себе язык и умирали от потери крови. Но Илья кусать свой язык не захотел. Положение казалось ему безвыходным. Он постарался вспомнить вчерашнюю ночь, но потом плюнул.

Минут через десять снова открылась дверь, и тот же охранник бесстрастно сказал:

— Насильник, давай на выход.

— К следователю?..

Илья побледнел и, еле переставляя ноги, двинулся вслед за милиционером. Он приготовился к худшему — следователь не выдержит напора ненависти к Илье и все-таки начнет его жестоко бить.

Илья повернул к левой двери, но снова ошибся — его ввели в правую. За столом сидел доброжелательный Миша Плюхин и улыбался ему, как родному. У Ильи отлегло от сердца. Слава Богу!..

— Ну садись, дорогой. А ты чего такой бледный? — искренне встревожился Миша.

— Да, меня следователь ваш вызывал. Этот Николай…

— Николай Степанович, что ли? Как?! Я же ему сказал, что дело твое беру. А этот придурок сам решил тебя вызвать. Да пошел он, козел! Ты ему, Илюха, ничего не говори. Он только орать да морды бить умеет, — Миша со злостью посмотрел на дверь. — Ты его посылай к едрене фене! Понял?! Ну ты чего, вспомнил?! — Миша опять расплылся в улыбке. — Ну, давай, рассказывай, рассказывай…

Он потер руки.

— Миша, знаешь, я ведь честно ничего не помню, — виновато улыбнулся Илья, ему не хотелось разочаровывать такого хорошего парня.

— Ну, Илюха, елки! Ты пойми, без твоего воспоминания я ничего сделать для тебя не смогу. Вон этот придурок, — он кивнул на дверь, — возьмет тебя и посадит, на фиг! А за что?! За что тебя сажать, а?!

— Не за что.

— То-то и оно, что не за что. За то, что на тебя эта дура заявление написала. Вот дуры-бабы счастья своего не понимают. Нужно было расслабиться и получить удовольствие. Правда?! Ну так что? Отдавать твое дело этому живодеру?!

— Не нужно. Ну, может, что-нибудь сделать можно?

— Ну хрен с тобой, Илюха. Жалко, конечно, что ты не вспомнил. Ну обещай, что вспомнишь. Придешь из дома и расскажешь. Ну обещаешь?! Понравился ты мне, так что я сам за тебя сочинил. Раз ты в этом сочинительском деле слаб, я все за тебя сделал: у меня в школе по этому всегда пятерки были.

Миша протянул Илье мелко исписанный листок бумаги.

— Тут не очень разборчиво…

— Да чего там разбирать. На подписывай и до свидания.

Он протянул ручку, Илья взял ее. Некоторое время он читал, старательно разбирая слова, спрашивая значение некоторых из них у Мишы. Изумляясь все больше и больше. В признании говорилось о том, что он, Илья, напившись для смелости, подстерег жертву около подворотни с целью изнасиловать с извращением, напал на нее, зажимая рот, потащил за гараж… Ну и прочая чушь. В конце Илья чистосердечно раскаивался в содеянном и обещал больше никогда такого не делать.

— Слушай, Миша, ведь тут чушь какая-то написана. Ведь такого не было. Не поджидал я ее заранее. Я ж не помню ничего.

Он положил бумагу на стол.