Живое и мертвое. Ученик мага

— Мобиль у лорда был такой же старый, как и он сам. Состояние у аппарата препаршивое. Я навел справки, говорил с механиком, который обслуживал вашего Мессера. Так вот, обращался к нему старик только тогда, когда мобиль совсем переставал ездить. То есть разница между этой развалиной и моим аппаратом такая же, как между старым, упрямым, страдающим одышкой ослом и породистым жеребцом.

— Вы не пробовали писать романы? — прицепился к сравнению Ниро. — У вас получится красиво играть словами.

— А вы не пробовали писать фельетоны? — парировал журналист. — Впрочем, у вас-то как раз не получится.

— Это еще почему? — окрысился пристав, хотя прекрасно знал, что писательство, даже в форме отчета, не его конек и писать он не сможет ничего и никогда.

— Потому что для того, чтобы писать фельетоны, нужно иметь не только остроту языка, но и подвижность ума. А вы косны. В вас есть только то, что вам вбили в голову с детства. Ну и то, что продолжают вбивать. Для вас существуют абсолютно непогрешимые источники информации. Вы верите в то, что говорят.

— А вы ни во что не верите!

— Нет, я верю. Но не в то, что говорят, говорить я и сам могу. Я верю только в то, что вижу. Ваша проблема, господин пристав, в том, что вы приняли за авторитет тех, кто авторитетом не является.

— А для вас вовсе нет авторитетов, необузданный нахал.

— Верно! — кивнул Санчес. — Авторитетов для меня не существует. Есть люди, которых я уважаю. Есть люди, мнение которых я уважаю. Но нет людей с непогрешимым мнением и мировоззрением. Все субъективно. А субъективное не может претендовать на объективность.

— То есть, вы хотите сказать, что власть, основывающаяся на воле народа, субъективна? Что народ субъективен?

Санчес искоса поглядел на пристава.

— Нет никакой воли народа. И власти, основанной на воле народа, нет. Не бывает демократии. Если бы народ знал, что ему нужно и был бы единодушен в своих желаниях, власть ему не понадобилась бы. И ваша служба тоже была бы не нужна. Зачем?

— Ловить прохвостов вроде Мессера и его мальчишки. И ставить на место нахалов вроде вас.

— А я разве не народ? Мое мнение, не написанное на плакате посреди города, в расчет не берется? Почему мое субъективное субъективно и не правильно, а ваше субъективное — объективно?

— Потому что объективное — это субъективное, принятое большинством, — выпалил пристав.

Санчес снова покосился на Ниро. Теперь, как показалось приставу, с долей удивления и уважения.

— Господин пристав, вы даже не представляете, насколько сейчас правы, — проговорил он. — Но на самом деле объективно только то, что не зависит от моего или вашего мнения. От воли народа или власти. Яблоко падает с ветки вниз — это объективно. Потому что на яблоко действует вполне себе объективная сила притяжения.

— Это очень далеко от жизни, — покачал головой Ниро.

— Хорошо. Вы нашли труп некоего лорда Мессера — это объективно. Все остальное — ваши домыслы, домыслы вашего начальства, домыслы очевидцев.

— Ваши домыслы, — подначил Ниро.

— И мои домыслы тоже, — согласился журналист. — Впрочем, объективность моих предположений мы скоро выясним. Я предполагаю, что на своем тарантасе ваш юноша далеко уехать не мог. Тем более, что он сейчас шарахается от каждого куста, так что будет ехать тихо-мирно, не привлекая внимания. И мы его скоро нагоним.

21

В прикрытые веки бил свет. И от света этого голову, казалось, пронизывало болью. В висках дергало, в затылке ныло, словно накануне кто-то вырубил его ударом весла по голове. И самое главное, что кроме боли не было ничего.

Пантор старался вспомнить, как заснул, но последние воспоминания касались драки в кабаке, ужина с братьями-магами. Кажется, было что-то еще… Или не было?

Ученик Мессера с трудом разлепил ресницы. Свет лупил из окна. Яркий, солнечный, радостный. Но радости почему-то не было. Перед глазами маячил незнакомый потолок. Лежал Пантор на мягком.

— О, он проснулся. Привет, Пантюша, скучал без меня?

Юный маг повернул голову и увидел рыжего приятеля с до обидного жизнерадостной улыбкой. Ругаться с Винсом из-за раздражающего уменьшительно-ласкательного прозвища сил не было.

— Где я? — пробормотал Пантор.

— В звезде! — хихикнул Винсент.

Ученик Мессера не ответил, только страдальчески поглядел на приятеля.

— Этот приют комедиантов называется «Падающая звезда», — пояснил великодушно рыжий.

— А как я здесь?..

— Хороший вопрос, — похвалил Винс. — Такими темпами мы скоро придем к главному. Что вчера было и какого рожна ты все это устроил?

— А что вчера?..

Пантор приподнялся на локте. Перед глазами все плыло, но не легко, как бригантина по волнам, а тяжко, как транспортный пароход, в трюме которого перевозят заключенных с тяжелыми судьбами и не менее тяжелыми думами.