Живое и мертвое

Пройдя еще десятка два шагов, волчица вроде споткнулась, кувырнулась нелепо. А когда поднялась на ноги, Винни задохнулся. Да, Мессер оказался прав. Это была Нана. Упавшая потрепанная шавка поднялась с земли удивительно красивой женщиной.

Она была нага, и юноша поспешил отвернуться. Зато Петро присвистнул и вытаращился на обнаженные формы.

— Ты же говорил, что тебя женщины не интересуют, — укоризненно произнес Мессер.

— Когда я такое говорил? — удивился упырь. — Тебя-то вот они интересуют. А я чем хуже? Вон, и Винни тоже интересуют, вона как покраснел.

— Он живой.

— Живой, мертвый, в таких вопросах это не принципиально.

С этими словами Петро отвел взгляд от идущей к лесу женщины и вздрогнул. Деррек стоял в двух шагах от него. Лицо вампира было словно вытесанным из камня. Только желваки перекатывались под бледной кожей.

— Ты, падаль, — процедил Деррек сквозь зубы. — Ты оболгал ее.

Мертвяк выдержал взгляд и мерзко ухмыльнулся.

— А ты что, лучше? Ты же в это поверил, так чем ты лучше меня?

Деррек вздрогнул, как от пощечины, и поспешил к Нане. Петро всхлипнул своим странным смешком. Винни смотрел на него укоризненно. Мессер… Впрочем, у Мессера не было ни мимики, ни взгляда, чтобы судить по ним о проявленных эмоциях. А вот голос его прозвучал сердито:

— Я понимаю, что у тебя в голове все давно сгнило, но иногда неплохо бы думать, прежде чем языком чесать.

— Это мне говорит тот, у кого в черепной коробке вообще ничего нет. Иди ты, суповой набор, куда подальше со своими советами. Я простой дохлый парень…

— Трепло, — перебил его Мессер и отвернулся.

24

— Простите, — Нана снова была красивой женщиной и, что самое главное, одетой. Это позволяло смотреть на нее без смущения и не сгорать со стыда за пялящегося на нагое тело упыря. — Я не хотела, чтоб вы видели меня в таком виде.

— В этом нет ничего ужасного, — вежливо сказал Мессер.

— Ты нас спасла именно в том виде, — поддакнул Винни.

Они снова сидели вместе, несмотря на все разногласия. Ярко полыхал заново разложенный костерок. Светилась мутно-белым пятном луна, сверкали звезды.

— В человеческом обличье они не стали бы меня слушать, — кивнула Нана. — Это не в звериной натуре. Оборотень ведь не только меняет форму. Содержание тоже меняется. Другая память, другое восприятие, другие ощущения, привязанности. Другое понимание добра и зла.

— Тебе ли не знать, — подколол Петро, но получил такой взгляд от Деррека, что поспешил умолкнуть.

— Тебе ни к чему было стесняться, — произнес Деррек ласково. — Ты красивая.

— Это для вас, — покачала головой Нана. — Для своих я урод. В животной сущности. А они ценят звериную красоту, а не человеческую. Это мое проклятие.

— Почему проклятье? — не понял Винни.

— Потому что я хотела стать… — Нана смолкла, словно боясь признаться в чем-то постыдном. Наконец произнесла через силу: — Я хотела стать актрисой…

…Театр «Луны» был не совсем обычным. Вернее сказать, он был обычным для волколаков. Для человека все здесь было странно. Странности начинались со входа.

Театральная сцена располагалась под открытым небом, а представление начиналось с восходом луны. Ночное светило вообще было обязательным элементом. Если погода грешила облачностью, спектакль отменяли. Да и сами спектакли по меркам человека казались как минимум странными.

Руководитель театра был большим искусствоведом со своими принципами, потому в труппу «Луны» принимали по нескольким критериям. Во-первых, кандидат должен был быть уроженцем острова. Не привезенным с большой земли, а рожденным здесь. Директор считал, что местные чище духовно. Во-вторых, актер должен был быть молод и красив. Ну, и, наконец, он должен был получить личное одобрение руководителя. Поговаривали, что директор «Луны» приглашал к себе молодых актеров и актрис после дебютного спектакля и оценивал их таланты, помимо актерских. После чего либо окончательно прописывал юное дарование в труппе, либо вышвыривал его вон. Хотя это был лишь слух.

С первым условием у Наны не было никаких проблем. Со вторым ей повезло. Ее видели и одобрили только в человеческом обличии. А сплетни про похотливого директора предстояло проверить после спектакля. Нана надеялась на то, что это лишь слухи. Что беседа, разумеется, будет и что, несмотря на проблему со звериным амплуа, ее талант актера пересилит и позволит ей остаться в театре.

Впрочем, волнения по этому поводу не отпускали. Настораживало то, что директор нигде и никак не предъявлял требований к этому самому актерскому мастерству.

— Нана, — в гримерку вбежала Лэли. — Что ты тут сидишь? Сейчас уже твой выход.

Девушке вдруг до жути захотелось пожаловаться хоть даже этой малознакомой Лэли. Поделиться тревогой и получить поддержку.

— Я волнуюсь, — честно призналась Нана.

— Все волнуются, — небрежно отмахнулась Лэли. — Зрители ждут. На выход…

— Я вышла, вышла и провалилась, — закончила историю Нана. — Вернее, поначалу все шло хорошо, зрители аплодировали. А потом по пьесе я должна была превратиться в волчицу. У нас все пьесы такие. Большинство героев существует в спектакле в двух амплуа. И я обернулась…