Живое привидение

В тот же вечер она заговорила об этом щекотливом предмете, но не с героем происшествия, а с его другом. Она рассказала ему о поздравлениях и сплетнях и заключила своё повествование довольно странным вопросом:

— Скажите вы мне, наконец, любит он Варю или нет?

— Почему же вы это у меня спрашиваете, Марья Николаевна? Спросите у него самого.

— С какой стати! Не стану же я навязывать ему свою дочь. Но ведь это так невозможно оставить. Как это я не замечала до сих пор!? Ведь он от неё не отходит!

— Не отходит.

— Ну, что же?.. Как вы думаете? — Марья Николаевна вдруг оробела.

Волкову стало её жаль.

— Марья Николаевна, я буду говорить с вами откровенно, хотя это и не моё дело, — сказал он. — По моему, он влюблён в Варвару Михайловну и даже очень сильно.

— Так отчего же он не объяснится?

— Он не уверен в её ответе. Ему кажется, что он ей не нравится.

— Неправда! Очень нравится. Разве я не вижу?

Марье Николаевне до сих пор это и в голову не приходило. Но в эту минуту она была уверена, что уж давно заметила, что её дочь неравнодушна к молодому человеку.

— Да наконец, — сказала она, — ведь как же узнать, нравится он ей или нет, если он не объяснится? Ведь не воображает же он, что она первая признается ему в любви?

— Вот я ему то же говорю. Самолюбив он ужасно, вот в чём беда!

Марья Николаевна заволновалась.

— Это ужасно! — повторяла она. — И ещё эти сплетни! Это ужасно, Александр Иванович!

— Успокойтесь. Ничего. Всё кончится благополучно, уверяю вас.

— Вы думаете?

— Я в этом уверен. Разумеется, если вы не будете препятствовать.

— Я? Боже меня сохрани. Всё, что угодно, только бы Варя была счастлива.

XI

Между тем, Бартенев всюду искал своего друга с только что полученной телеграммой. В поисках он подошёл к Вариной мастерской и заглянул в окошко.

— Волков, ты здесь? — закричал он.

Ответа не было. Мастерская была пуста. Но если там не было никого, зато было нечто, что сразу приковало его внимание. Он взглянул и слегка вскрикнул от изумления…

Перескочить через ветхий плетень, через крапиву и лопухи, взбежать на расшатанное крылечко, отворить дверь и войти — было для него делом одной минуты.

Он не ошибся: на мольберте стоял его портрет. При ярком освещении заходящего солнца он не мог не узнать себя, хотя не мог не сознаться, что портрет преувеличивал красоту оригинала. Однако, он был очень похож и почти кончен. Молодой человек не знал, что ему думать? Сердце его страшно забилось… «Не есть ли это доказательство, что она»…

Он не докончил своей мысли. Дверь отворилась, и сама художница показалась на пороге.

— Как вы смели сюда войти!? — закричала она, вся вспыхнув.

Он повернулся к ней с таким взглядом, что она ещё больше покраснела. Портрет, стоявший на мольберте среди живописного беспорядка мастерской, и гневное смущение молодой девушки наводили его на такие мысли, что он готов был без всяких размышлений… расцеловать её или броситься к её ногам… И это ярко выражалось во взгляде его красивых, смелых глаз…

Сердце Вари забилось с необыкновенной силой; грудь её заволновалась. Она сделала над собой страшное усилие и проговорила небрежно:

— А, вы рассматриваете своё изображение! Этюд для моей картины «Нарцисс, или влюблённый в себя».

И она звонко расхохоталась.

Бартенев вспыхнул и сейчас же овладел собой.

— Вы не знаете, где Волков? Я заглянул сюда, думая, что он здесь.

— Я не знаю, где Волков, и нахожу, что вы ни в каком случае не имели права входить сюда без моего позволения, — сказала молодая девушка резко.

— Виноват, я сейчас уйду, — проговорил он сухим, церемонным тоном, поклонился и вышел.

Едва затворилась за ним дверь, как Варя бросилась в кресло и залилась горючими слезами.

Затем она вскочила и подбежала к окну.

— Ушёл! Боже мой, Боже мой, как я несчастна! — воскликнула она, обнаруживая таким образом величайшую непоследовательность. — Если он меня не любит, я умру, непременно умру!

— И прекрасно сделаете! — раздалось под окном.

Она вздрогнула и отшатнулась, но однако посмотрела на дорогу.

Там стоял Волков.

— Александр Иванович, идите сюда! — закричала она в порыве внезапной решимости. — Мне вас надо!

XII

— Я получил телеграмму и ничего не понимаю. Ясно одно, что необходимо сейчас же ехать в Петербург.

— И поезжай с Богом, если нужно.

— Я вернусь как можно скорее.

— Зачем?

— Как зачем!?. Что ты, точно ты не знаешь!

— Ничего я не знаю.

— Ты не знаешь, что я люблю Варю Колосову?

— Да будто ты её любишь?

— Какое же в этом может быть сомнение!? Ужасно не хочется ехать.

— Поезжай себе. Это прекрасно, что ты уедешь на некоторое время. По крайней мере, сплетни утихнут.

— Какие сплетни?

— А ты не знал? Как же. И очень даже сильно сплетничают.

— Да кто, о чём?

— Все. Поповны, какой-то там фельдшер, в деревне… мало ли кто. Все толкуют про твою свадьбу с Варварой Михайловной.

— Это чёрт знает что такое! Да ты почему знаешь?

— Мне Марья Николаевна говорила. Её это даже очень тревожит.

— Ещё бы! Но что же она мне-то ничего не говорила?

— Ей неловко, согласись сам. Наконец что ж такое? Сплетни везде есть.