Живое золото

В кофейне Халлафа кипел яростный спор между владельцем заведения и четырьмя бедуинами из Северной пустыни. У каждого из бедуинов через плечо висела древняя винтовка «мартини-генри», и, судя по виду, все бедуины были готовы и отчаянно желали пустить оружие в ход. Хозяин кофейни был маленьким, толстеньким и безоружным, но выглядел достаточно разъяренным, чтобы наброситься на четверых бедуинов с голыми руками. Причиной спора послужила стоимость четырех стаканов чая.

Эти бедуины ежегодно приходили в Эль-Обейд, чтобы продать верблюдов и овец, купить снаряжение и посмотреть состязания нубийских борцов, бойцов с браслетами и бои на палках. После состязаний они всегда выпивали по стакану чая в кофейне Халлафа и платили за это по одному пиастру и два миллема. Но в этом году Халлаф повысил цену до одного пиастра и четырех миллемов, то есть с трех с половиной центов до четырех. Естественно, четыре бедуина заподозрили, что этот толстый горожанин имеет что-то лично против них. Дело было не в самой цене, а в предполагаемом оскорблении. С чего это вдруг Халлафу вздумалось внезапно изменить издавна устоявшуюся цену на чай?

Халлаф же громко настаивал на своем праве повышать или понижать цены в любой удобный для него момент. Он кричал, что только подозрительные и невежественные жители пустыни могли усмотреть личное оскорбление в перемене цен, которая касается каждого посетителя кофейни. Еще Халлаф указывал, что больше всего о недоверии к людям разглагольствует тот, кто сам не заслуживает доверия.

Бедуины сжимали в руках ружья и выкрикивали свои возражения. Седобородый старый араб попытался было выступить в роли миротворца, но потом решил еще немного послушать спор. Гневные слова звучали все громче. Они уже почти заглушали настроенный на каирскую волну радиоприемник. Приемник был включен на полную громкость и передавал речь полковника Наджиба.

Харит и Прокопулос пили кофе. Их вполне устраивало это заведение. Они знали, что громкий шум – лучшая защита от любопытных ушей. Во всем сумасшедшем доме, именуемом Эль-Обейд, кофейня Халлафа была самой шумной, а значит – самой популярной. Следовательно, это было наиболее удобное для обмена конфиденциальной информацией место.

Их разговор тек легко и непринужденно. Они без особых трудностей договорились о том, что следует предпринять, как, где, против кого, сколько это будет стоить, и о том, какое вознаграждение должно последовать после завершения дела. Каждый из них называл своего собеседника проницательным и хитроумным человеком. Они смотрели друг другу в лицо почти с нежностью, но не видели ничего хорошего. Лицо Харита оставалось непроницаемо серьезным, а подвижные черты Прокопулоса отражали какие угодно чувства, кроме истинных. Каждый хранил свои секреты и искусно проявлял свое недоверие. Каждый уже по одному этому мог распознать в собеседнике врага, но недооценивал способность своего противника перейти в наступление.

Когда они ушли, седобородый араб все-таки приступил к попытке примирить четырех разгневанных бедуинов и одного разъяренного хозяина кофейни. Старик сдержанно поучал спорщиков, а бедуины молча слушали. Они стояли прямо и неподвижно, лица их были задумчивы. Бедуины слушали очень внимательно, но про себя уже решили не платить лишних два миллема за чай, да еще за такой скверный.

Глава 3

– Здесь есть кое-что любопытное, – сказал майор Харкнесс. – На это обязательно нужно посмотреть.

Как только они прибыли в Эль-Обейд, майор Харкнесс сильно изменился. В Чаде это был ничем не примечательный человек, да и в провинции Дарфур он был не на своем месте. Но Эль-Обейд – это же самое сердце провинции Кордофан. Отсюда рукой подать до провинции Верхний Нил, где была расквартирована воинская часть майора. Он провел на этой прекрасной земле шесть лет, а теперь она была передана политикам Каира и Хартума и потеряна для майора. Шести лет довольно, чтобы любой армейский форт стал домом. А Эль-Обейд был так близко от этого дома, от Малакаля и холмов Долейб, от Белого Нила, от деревень, где жили племена динка и нуэр. Теперь майора отправили в Аден, а куда отправят оттуда – бог весть. Возможно, он никогда больше не попадет ни в провинцию Верхний Нил, ни даже в Кордофан. Майора охватило странное чувство. На мгновение он ощутил настоящую привязанность к Эль-Обейду и сказал себе, что это в общем-то замечательное место.

– Я не уверен, что мне сейчас хочется на что-нибудь смотреть, – откликнулся Отт.

– Мой дорогой друг, – сказал Харкнесс, – сейчас у нубийцев праздник. Вы не должны его пропустить. Вы действительно пожалеете об этом впоследствии.