Читаем Живое золото (СИ) полностью

- Вот-вот, не думай, - скептически протянул отец, всё твёрже сжимая между крепких рук рукоять палки. - Русские люди тем и сильны, что не думают, что делают. Им приказывали, они делали. Так и наворотили Россию на полмира. На Западе же трижды думают, прежде чем сделать что, вот у них и тратится жизнь по мелочам. А ты не думай, ты храбрись, рвись вперёд, до конца, по-русски. В этом, может, счастье твоё. Чтоб его, счастье это, до конца исчерпать, храбрым надо быть. Большинство не дочерпывают - пугаются того, что проступает со дна. Поверь, я по своему опыту говорю.

Я стоял, глядя в землю и крутя в кармане из пальцев фигу. Резкий ветер дунул, чуть не сорвав с моей головы шляпу, но я не пытался удержать её. Все мои мысли занимало отвращение к себе. Как я был гадок сам себе в этот миг! И как мне было приятно чувствовать свою гадкость!

- Н-даа... - только и смог протянуть я. - А ты, мама, что скажешь?

- Делай, сынок, что хочешь. Что сделаешь, то и правильно. Ты теперь большой, ты теперь... власть, - проговорила она бесцветным голосом, теребя край своего серого платка. - Делай, как знаешь. Стары мы тебе указывать.

В этих её словах мне слышались другие слова: "Я, сынок, не хочу, чтобы ты правил. Но власть тебя выбрала, и я против неё не пойду. Я женщина слабая, всегда слушаюсь".

- Мать, она в своём репертуаре. Ничего не сказала и всё равно ошиблась, - огрызнулся отец, снова ероша шевелюру.

Галяндаев стоял, еле пряча улыбку. Было видно, что его забавляет происходящее. А моя голова кружилась, как у пьяного. Я не ожидал от родителей такой реакции... Я думал, они будут удивляться, радоваться, сердиться, завидовать, наконец, но спокойного неодобрения сыновнего успеха от них я не предполагал. Но именно из-за этой их реакции решение рискнуть- окончательное, прямое - созрело в моём сердце.

- Вы судите, как хотите. А я всё-таки рискну, - тихо-тихо бросил я. - Сыграю в игру с большими ставками. Может, выиграю... История - это игра. И мне в ней не победа важна, а проверка моих сил. Понять себя хочу: кто я? Большой я человек или маленький, сильный или слабый? Поставлю эксперимент... над собой. Над людьми. И, может, переупрямлю. А не смогу победить - хотя бы узнаю, кто я. Это знание дорогого стоит. Не для такого ли знания вы меня растили, а?

Я лукаво подмигнул. Родителям от этого явно не стало веселее: мать сгорбилась ещё больше, а отец, наоборот, выпрямился, как по стойке "смирно".

- Поступай как хочешь. Ты человек вольный, взрослый. Мы за тебя не решаем. И вообще, хватит болтать, нам пора на плантацию. Людей в Остроге кормить чем-то надо, - буркнул отец, зло поблёскивая глазами.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Лифт повёз старичков назад, на верхние этажи их дома, а я сел в громоздкое авто Георгия Петровича, и мы поехали в Острог.

За всю дорогу я не сказал ни слова. Только Галяндаев, сидевший рядом со мной в машине, чему-то молча улыбался, и встречный ветер развевал его одуванчиковые волосы.



ПРЕЛЕСТИ МОХОВОЙ КУХНИ




Как известно, коронованные особы не имеют права ни на любовь, ни на творчество.

Разумеется, многие короли писали стихи, пьесы или картины, но всё это, как правило, имело характер хобби, любительства. Качеством их творения обычно не отличались. Таков закон природы: рука, подписывающая смертные приговоры, не может держать перо или кисть.

Поэтому Андрею предстояло уйти из литературных кругов, в которых у него было много друзей.

Чтобы попрощаться с друзьями и бросить последний взгляд на их стройные ряды, Андрей пришёл на банкет в Острожский дом литератора - Осдомлит. Там, в рамках празднования восьмидесятилетия городского писсоюза, презентовалось новое направление в поэзии - белибердизм. Три молодых автора создали его за неделю до праздника и, не поняв как следует, что у них родилось, понесли показывать дитя обществу.

Гостей ждал роскошный банкет. Повар Иван Серафимович Торчило показал вершину кулинарного артистизма. Все моховые блюда на праздничном столе были выполнены в виде миниатюрных животных, ничем не отличавшихся от настоящих - слонов, тигров, львов. Мох блестяще играл роль шоколада и марципана.

На банкете присутствовали виднейшие поэты-белибердисты и их друзья: Вася Холод - пузатый, щекастый юноша, напоминающий пельмень, надувающийся от важности; авангардная поэтка-эстетка Елизавета Петровна Лихач; некто Илья Львович Голимонт, - постоянный гость всех мероприятий, десять лет ничего не писавший, но в силу привычки всеми за что-то уважаемый и всюду приглашавшийся, и многие другие.

По рассеянности своей опоздав на четверть часа, Андрей прокрался в зал уже после произнесения основных речей. Он робко пробрался между успевшими уже хорошенько выпить и закусить литераторами и присел на свободное место за столом, рядом с поэтом Александром Недопушкиным - Недопушей, как его прозвали в литературных кругах. Александр Иванович сидел за столом, прямой и длинный, как гвоздь, скрестив руки на груди. Его красные губы на вампирски-бледном неподвижном лице привлекали взгляды женщин, как магниты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги