Живой

Светлые брови его приподнялись домиком, лицо в бисеринках пота было виноватое и беспомощное, как у ребенка, которого отлупили ни за что ни про что. Он еще немного постоял, потом увидел, что Кир нагибается и берет в руку камень, повернулся и очень медленно пошел к своей машине. Кир швырнул камнем в ворону, но не попал; оглянулся на попа — широкая спина в черной рясе не спеша удалялась на фоне оранжевого шара, клонящегося к закату. Как в кино, блядь. Как в кино. Теперь сбоку от Кира, в гуще сваленных крест-накрест балок, проросших двухметровым чертополохом, опять что-то зашуршало. Ну, сука, погоди, я тебе мозги вышибу. Очень осторожно он нащупал в траве еще камень — округлой формой похожий на гранату, тот лег в руку очень удобно. Он специально не поворачивал головы, чтобы не выдать вороне своих намерений. Но тело, что шевелилось в зарослях колючек, было большое, гораздо больше вороны. Кир понял это, когда увидел, как мужик, что давеча собирал бутылки, рысцой удирает прочь, прихватив пакет.

Злоба клубком подкатила к горлу.

— А ну положь, падла! — завопил Кир.

Он запустил в спину мужику первое, что под руку попалось, — костыль. Промазал, конечно. Мужик, втянув голову в плечи, с рыси перешел на бег. Кир вскочил, чтобы броситься вдогонку за мужиком. Он забыл, что у него нет ноги. Ну, не привык ведь еще. К такому не сразу привыкаешь — нужно время.

— Тихо, тихо… Успокойся. — Батюшка дышал теперь так же тяжело, с присвистом, как и Кир, ничком лежавший в траве.

— Не догнал?

— Не догнал… — ответил батюшка. — Ты извини…

— Тебя-то за что?

— Я бежал, бежал… Мне казалось, я вот-вот его схвачу… А он вдруг нырнул куда-то, я даже не понял… Как крот.

— Он и есть крот. Думаешь, он человек? А он крот.

— Точно, — подтвердил батюшка, кивая, — крот и есть.

— У него тут нора, наверное.

— Ага, — сказал батюшка и опять кивнул головой.

— Вот гад, а? Там столько жрачки было… Тварь паскудная…

— Гад, — согласился батюшка.

— Убивать таких мало.

Батюшка еще раз кивнул — похоже, он согласен был и с этим. Кир приподнялся и сел — не на балку, а прямо в траву. Осмотрелся по сторонам. Рядом, среди чахлых аптечных ромашек, стояла бутылка водки — та, из которой он смачивал платок. Мужик, должно быть, ее не заметил, а то бы тоже спер. Она была едва почата — ну, может, Бог и есть…

Кир пошарил за пазухой, достал смятый пластиковый стаканчик, расправил, налил себе водки.

— Мне тоже плесни, — сказал батюшка.

— Ты же за рулем!

— Ничего… Авось в рясе не остановят…

Кир отдал батюшке стакан и с любопытством стал глядеть, как тот пьет. Батюшка залихватски опрокинул содержимое стаканчика себе в глотку, но после сплоховал — закашлялся.

— Теплая, — оправдываясь, сказал батюшка, — противно… А там что у тебя — часть какая-то военная или деревня?

— Угу, — ответил Кир.

Он сделал несколько глотков из горлышка. Прикинул, сколько остается. Оставалось мало, непристойно мало, чтоб идти с этим в гости. Но лучше, чем ничего. Он попытался затолкать культю в раструб протеза — культя не лезла, она была чуть не вдвое толще обычного. Блин, как распухла, надо было нормальные костыли взять. Как же пойду? Он отставил культю в сторону. Оперся обеими руками о короткий костыль, зашатался, едва не упал. Батюшка подхватил его. Ну и здоровый же, гад. Кир отвел его руку.

— Спасибо… Все, дальше я сам.

Несчетное количество кислого вина, которое Кир выпил, давало о себе знать. Пошатываясь, он расстегнул ширинку. Ему все еще непривычно было, что это — «молния». Хорошо, что «молния», пальцы тоже распухли, онемели от постоянного напряжения и плохо слушались его, с пуговицами б не управиться так просто. Он оглянулся на звук. Батюшка стоял в сторонке, шагах в трех, и делал то же самое, задравши рясу; на нем были точно такие же джинсы, как на самом Кире, — с китайского рынка. Кир засмеялся. Глаза их встретились.

— Что смеешься? — сердито спросил батюшка.

— Да так… Я думал, попы не ссут. А если ссут, то как бабы.

— Ну ты и дурак, — сказал батюшка. Он опять стал весь красный — обиделся? Кир засмеялся снова, и тогда батюшка не выдержал — заржал.

— Пошли, — сказал батюшка, нагнулся и подобрал протез.

— А как же попадья?

— Подождет, — сказал батюшка, — мужик я или кто?

Кир обхватил батюшку за шею одной рукой. Другой он опирался на костыль. Они сделали несколько шагов. Идти так было неудобно — и батюшке, и Киру. К тому же они забыли взять водку. Батюшка оставил Кира и вернулся за бутылкой. Кир стал заталкивать бутылку в наружный карман куртки. Бутылка сильно мешалась, и водка могла разлиться при ходьбе. Лучше за пазуху. Батюшка отобрал у него бутылку и сунул в карман своей рясы, но бутылка опять не держалась и грозила выпасть. Никак они не могли сдвинуться с места — слишком много поклажи: костыль, бутылка, протез… Других ноги носят, а я таскаю свою ногу на себе. Смешно, да? Смешно.

— А может, я тебя на спину возьму? — предложил батюшка.

— Тяжело будет, — сказал Кир.

— Давай, давай, — сказал батюшка. — Ну-ка…