Раньше и «Воспоминания о Сергее Есенине» Галины Бениславской[120]
, и ее «Письма»[121] выдавались ЦГАЛИ в читальный зал. Многие заказывали перепечатать и то и другое на машинке, и все это охотно выполнялось. Теперь же ни «Воспоминания», ни «Письма» не выдаются. На мой вопрос: «Почему?» – последовал ответ: «Там очень много интимного». Но ведь воспоминания о Сергее Есенине и Айседоре Дункан опубликованы разными авторами в сборниках и отдельными книгами, а там интимного хоть отбавляй! Воспоминания Галины Бениславской относятся к тому периоду творчества Есенина, когда он становится советским классиком. Как же можно скрывать такие документы от народа, который хочет знать всю правду о великом, любимом поэте?Да и как это можно в нашем государстве скрыть? Уже В. Белоусов в своей трудоемкой литературной хронике «Сергей Есенин» (часть II) опубликовал ряд страниц, написанных Галей. Е. И. Наумов напечатал превосходный документальный очерк «К истории одной дружбы» (С. Есенин и Г. Бениславская)[122]
, где приведены многочисленные отрывки из «Воспоминаний» и «Писем». (Наумова можно упрекнуть только в том, что прототипом северянки из «Персидских мотивов» он называет Бениславскую. Разве, как пишет Есенин, она лицом похожа на Шаганэ Тальян? И отношения их к Сергею абсолютно разные. Потом, как можно назвать Галю северянкой?) Я знаю, что о Есенине будут написаны биографические повести и романы. Искренно советую авторам внимательно прочесть и «Воспоминания», и «Письма» Бениславской, и письма Сергея к ней. Перед вами встанет образ девушки, полный самоотречения, подвижничества, самопожертвования и трагической любви, достойной шекспировского пера.Спустя немного после смерти Есенина я увидел Бениславскую за столиком в здании телеграфа. Перед ней лежал чистый бланк для телеграммы, она сидела задумавшись, с ручкой в руке. Я поздоровался с ней и увидел, что она похудела, даже постарела. Я спросил, не больна ли она?
– Нет, я здорова, – тихо ответила она. – Но я каждую минуту думаю, что Сергея Александровича уже нет!
В начале декабря 1926 года Галя Бениславская покончила с собой на могиле Есенина, выстрелив в себя из старого револьвера системы «бульдог», который дал несколько осечек. Она похоронена рядом с могилой Сергея…
Весной 1925 года Айседора Дункан сделала представителям желтой печати Германии и Франции «сенсационное» сообщение о своем бывшем муже: Есенин работает над поэмой о бандитах России и для ознакомления с их бытом и жизнью стал на Кавказе атаманом шайки разбойников.
Чего здесь больше: незнания советской жизни или, наоборот, знания американского образа жизни, связанного с бандами гангстеров во главе с их вожаками. Перед ними трепетали, понимая, что это жестокие убийцы, вроде тогдашнего «короля гангстеров» Аль-Капоне, в то же время пресмыкались, как перед крупными бизнесменами, помещая их портреты и статьи о них в газетах и журналах, сочиняя о них книги и кинофильмы.
Есенин узнал о заявлении Дункан в мае того же года из одного журнала[123]
и в письме к Гале Бениславской отозвался об этом с большим юмором: «А еще то, – сообщал Сергей, – что будто бы я ей (Дункан. –Ха-ха-ха!.. Вот письмо!..
А вы говорите, купаться?»[124]
.Я пишу об этом ради истины, но, признаюсь, мне тяжело, потому что в голову невольно приходит мысль о трагическом конце Дункан, напоминающем страшную петлю Есенина.
Осенью 1927 года, обмотав шею длинным пурпурным шарфом с вытканными на нем солнечной птицей и лазоревыми цветами, она села в свой небольшой гоночный автомобиль и поехала. Закинутый за спину шарф сперва, трепеща, летел за ней, потом, при торможении, порхнул вниз, попал в колесо, намотался на него и с силой выдернул за шею Айседору Дункан из мчавшейся машины на мостовую, потащив ее, задушенную, за собой…
19
У некоторых критиков и литературоведов создалось убеждение, что своей статьей «Быт и искусство» Есенин начал разрыв с имажинистами. Те же литераторы утверждают, что, уезжая за границу, Сергей порвал с группой, сохранив личные отношения с отдельными участниками, а полный разрыв наступил вскоре после возвращения Есенина из путешествия. То же самое можно прочесть и в собрании сочинений Есенина[125]
. То и другое противоречит заявлению самого Сергея.«Наше литературное поле, – пишет он из-за границы Мариенгофу, – другим доверять нельзя».
«Стихи берегу только для твоей „Гостиницы“, – сообщает он тому же адресату[126]
.«Мы! мы! мы всюду у самой рампы на авансцене», – продолжает он в том же письме[127]
.