– Именно это я и имела в виду. Меня шокировал твой ответ. Я думала, что мне предстоит работать с каменной горгульей. Что сын президента, чью улыбку так приятно было провоцировать своей улыбкой в редкие визиты во время его учебы, а потом работы на станциях, что его больше нет. И что теперь в кабинете президента работает бесчувственный живой проект. А потом… начало происходить все это. И я видела, как иссушает тебя боль, когда ты получаешь очередные сведения, как прощаешься с людьми, как… хоронишь планы и мечты. И каждый раз ты словно скидывал маску, что была исковеркана болью, и шел дальше, принимая новый день и новый бой и вдохновляя всех вокруг. И меня. А потом затонул Океан-3. Я думала, это убьет тебя, но ты лишь…
Михаил увидел слезы на ее щеках. Голос был ровен, казалось, она держит себя в руках – слезы стали неожиданностью. Он сделал шаг к Людмиле, намереваясь поддержать, но она выставила руки, останавливая.
– Просто у меня нет ни времени, ни возможности… – улыбнулся Михаил ободряюще, и она улыбнулась в ответ.
– Я видела в тебе олицетворение бездушных виртуальных масс; думала, что ты специально создан для руководства «Живым проектом» и идеально соответствуешь времени. В том списке «друзей», знавших о твоем деле на Арктике-1, была еще и я. Я никогда не пыталась увидеть в тебе человека. Пока… пока не поняла, что ты проигрываешь не потому, что слабее или глупее, а потому что так решил. Юрий Николаевич гордился бы тобой, Миша. С одним но: твой отец отдавал себе отчет в том, что «Живой проект» не принадлежит ему, и попытайся он сделать то, что делал Высоцкий, то потерял бы компанию, не добившись результата. То же самое будет с тобой, Миша. И пока этого не произошло, пока они не сожрали тебя, я хочу почерпнуть этой неистовой живучести для своего ребенка.
– Как все сложно, оказывается… – Михаил явно не ожидал подобного признания. – Так, когда мне будет лучше к тебе приехать?
– Я как раз хотела поговорить с тобой об этом… – женщина отвела взгляд. – Я была в нашей клинике, и… получила неутешительные прогнозы по поводу моего желания самостоятельно выносить и родить первого ребенка в таком возрасте. Да, и вообще… в наше время с нашей экологией мало кто этим занимается.
– Когда?
– Что?
– Когда ты там была?
Людмил, подняла взгляд:
– Позавчера.
Михаил молчал, скользя взглядом по очертаниям фигуры самой красивой из всех когда-либо виденных им женщин.
– Ты знаешь, как я относился к Петру?
– Да… – прошептала она сдавленно, уже догадываясь о чем-то, но не вполне понимая, о чем.
– Ты знаешь, почему мы были вынуждены расстаться?
– Он ухаживал за Ольгой.
– Нет, Люда… не поэтому, – вздохнул Михаил. В затягивающейся паузе он сделал несколько шагов к женщине. – Петр исчерпал лимит доверия.
– Прости, Миша…
Вытащив из пачки сигарету и прикурив, Михаил сдвинул штору и присел на подоконник, как любил сидеть покинувший его друг.
– Близость с тобой, – усмехнулся он, очертя сигаретой неясный силуэт, – действительно является единственной возможной и адекватной ценой.
– Я знала, что для тебя неприемлемо…
– В танках я выращиваю клонов. Десятками тысяч.
– Но у меня действительно немного шансов.
– И ты поставила на карту эти крохотные шансы, полагаясь на призрачную надежду, что у меня не будет времени и сил подумать… просто подумать?
Он снова затянулся. Полная разочарования улыбка делала лицо жестким.
– Вероятно, уже пообещав, я не мог отказаться от данного слова. Так? Ты ведь хорошо знаешь, как я ценю свое слово.
– Миша, прости меня… – Людмила помолчала, а потом добавила с вызовом: – добиваться своих целей любыми способами – это твоя школа!
– Нет, милая. Это школа Крышаева. И мне очень жаль тебя, если ты на самом деле не видишь разницы.
Поискав глазами пепельницу, Михаил подошел к журнальному столику и затушил сигарету.
– Ты была не просто секретарем. Ты была для меня олицетворением «Живого проекта». Человеком на своем месте, идеальным, совершенным, без «человеческого фактора».
Он смотрел в налитые слезами глаза женщины и думал о том, что и здесь виноват сам. Ведь правду не говорят тем, кому правду говорить опасно. Она действительно знала, что лишь натуральная, естественная связь с ней, окрашенная удовольствием и любовью, может быть достойной ценой за ее мечты и желания, но все же попыталась пойти обходным путем. От понимания этого становилось еще больнее, и Михаил неловко надавил ладонью на солнечное сплетение. Потом, скрывая этот инстинктивный жест, он собрал ворот пальто и направился из гостиной, кидая на ходу:
– Ты была мне другом.
– Либо по-твоему, либо никак? – крикнула Людмила вслед.
– Нет, милая… уже никак.
5
Михаил вернулся в офис через полтора часа после того, как покинул его. Что могло произойти за столь короткий промежуток времени, Лена не могла даже предположить. Но шеф изменился. Она не понимала эту перемену, даже ее окрас, но уже не впервые наблюдала нечто подобное. Секретарь поняла, что случилось что-то еще.
Стремительно поднявшись, девушка вошла за ним в кабинет.