Миша Зубровский отнес Раисе Шишкиной килограмм золота, зашел и на следующий день. Раиса отправила с ним немного продуктов и, чтобы оправдать оттяжку с освобождением Гошки, передала записку следующего содержания:
«Семеныч! Почему вы не цените Гошку? Вместо одного килограмма послали девятьсот граммов, неужели вы не знаете лягавых? Они народ дошлый, из-за этих ста грамм большая задержка. Гошка для вас шел на все, а вы для него жалеете песку. Ну что ж, буду сама как-нибудь стараться, если вы откажетесь. Думаю, что Афанасий из-за этого не будет на меня в обиде. Сама я отдаю все, чтобы спасти друга своего мужа, и вас очень прошу — помощь нужна материальная. Семеныч, хочу с вами переговорить, где? Пошлите мальчишку. Жду недоданного. Рая».
Вечером Миша Зубровский заглянул снова и сказал, что золото ей отдаст сам Семеныч, который хочет ее увидеть и просит встретиться с ним на бывшем кирпичном заводе в пяти километрах от поселка.
Поздно вечером на квартиру, где остановился майор Квасов, пришли начальник опергруппы капитан Богачук и капитан Молодцов.
— Раиса искала вас, товарищ майор, но вы были на связи с Якутском. Бандиты приглашают Раису Шишкину на свидание к кирпичному заводу, — доложил Богачук.
— Как она настроена?
— По-боевому, хоть сегодня готова идти.
— А ты что по этому поводу думаешь, Богачук? — внимательно посмотрел на капитана Квасов.
— А мне это, откровенно говоря, не нравится, товарищ майор. От сельских жителей не удалось скрыть, что брали мы бандитов на квартире у Шишкиной, об этом сейчас много говорят. А вдруг Семеныч и Сан Саныч тоже узнали об этом? Тогда мы ее на верную гибель посылаем. Так?
— При чем тут гибель или не гибель? — вмешался Молодцов. — Она пускай идет на свидание, а мы кирпичный завод окружим и возьмем их там.
— А ты, Молодцов, был хоть раз на этом кирпичном заводе? — перебил Квасов. — Там остатки навесов в чистом поле. Все просматривается великолепно, и подойти нам незаметно не удастся.
— Тогда пускай она идет к ним и договаривается о новых встречах, — не успокаивался капитан Молодцов. — Не только Шишкина рискует, но и мы все каждый день рядом с опасностью ходим. А ей, как никому, постараться нужно, ведь это ее муж в банде был, в ее доме они встречались, ели-пили. Да ей теперь век не замолить такой вины.
— Бессердечный ты парень, Молодцов, — удивленно посмотрел на него Квасов, — женщина сама, по собственной воле согласилась нам помочь и уже сделала все, что могла. Но раньше мы страховали каждый ее шаг, и жизнь ее была в полной безопасности, а теперь нужно ли толкать ее на явный риск? Нет, капитан Богачук прав, к кирпичному заводу ей самой идти не стоит. И вообще, Раису пора выводить из этой игры. Никаких встреч я больше не допущу. Самое большое, что она теперь может для нас сделать, это написать записку или поговорить с Мишей.
Майор Квасов отправил Петра Афонского за Раисой и, когда та пришла, укоризненно сказал:
— Ты, Раиса, совсем страх потеряла, снова хочешь с бандитами встретиться? А вдруг они тебя пристрелят?
— В одно место пуля два раза не попадает, Дмитрий Данилович. Афанасия моего они убили, вот и хватит, а мне жить нужно, детей растить. Меня убить нельзя.
— Еще как можно, милая. Нет, с такими настроениями, что теперь тебя пуля побоится, я тебя никуда не пущу. Мишка вроде бы у тебя ночевать остался, вер но? Завтра с утра ему скажешь, что пойти к кирпичному заводу не можешь, так как занемогла, а идти далеко. Но заверь, что документы уже достала, осталось только завтра сапоги взять. Отдадут они тебе недостающие сто граммов золота, а через два дня, положим, в девять часов вечера ты и Гошка будете ждать их на развилке дороги, которая ведет от поселка в Усть-Маю. Пускай приходят, забирают своего бандитского дружка, платят за документы и идут от тебя на все четыре стороны. Если они поверят в эту сказку и явятся, мы с ними сами повстречаемся, без тебя. Если побоятся, не придут, тогда тебе придется им написать еще одну записку. Только я думаю, что они поверят, потому что у них попросту нет другого выхода. Здесь задерживаться им не хочется, а без документов они далеко не уйдут. Согласна?
— Воля ваша, Дмитрий Данилович.
— Тогда иди. И прошу тебя, Раиса, никуда в эти дни не ходи: ни в гости, ни на прогулки. Из дома на работу и снова домой. Потерпи, дня через два, думаю, за детьми поедешь.
На следующий день половина оперативной группы, переодевшись в брезентовые робы, вышла на развилку по дороге на Усть-Маю. Дорога была разбитая, давно нуждалась в ремонте, и поэтому никого не удивляло, что рабочие старательно выравнивают ее, засыпают гравием и утрамбовывают.