Живой Сталин. Откровения главного телохранителя Вождя

По нашим представлениям о крутости сталинских мер такой подход к людям, несущим ответственность за все, что случилось в Ленинграде, просто удивителен. Ведь вина за убийство Кирова лежала на Медведе, Фомине и Запорожце аж до семидесятых годов. Я сам был свидетелем, когда в начале семидесятых в КГБ на Лубянской площади, где мне открыли архив для изучения дела расстрелянного в начале войны члена коллегии ОГПУ Евдокимова, один из высоких чинов бросил Фомину упрек: «Ну, положим, Кирова вы плохо охраняли!» С точки зрения сотрудников, занятых охраной занимавших высокие посты деятелей, случай с Кировым был уроком, который хорошо усвоили.

В тридцать седьмом году Фомин был арестован, приговорен к двадцати годам заключения с дальнейшей ссылкой и отправлен в лагеря Карелии, где он находился в заточении все военные годы вплоть до назначения на должность министром уже МВД Сергея Круглова.

Круглов в молодости возглавлял чекистскую комсомольскую организацию, над которой шефствовал Фомин, и проникся к нему большим уважением.

Получив полномочия министра, Круглов начал наводить справки о судьбе Фомина и нащупал его след к середине 40-х годов. Сначала Круглов постарался создать для своего прежнего наставника условия содержания помягче, а потом и вовсе подвел его под «актировку». Фомин получил работу директором леспромхоза и начал потихоньку выезжать за пределы Карелии. В исключительном порядке ему разрешили раз в год посещать Кисловодск и Минеральные Воды, а в момент проезда через Москву Круглов оставлял его на сутки лично своим гостем.

В 1947 году в один из таких проездов он посетил нашу семью. С отцом Фомин был хорошо знаком по Северному Кавказу, где одно время Котляр С. О. возглавлял Терский окружком, Фомин был там же представителем ВЧК.

В 1956 году Хрущев, объявивший войну культу Сталина, решил увязать убийство Кирова со всеми последующими процессами. Была создана спецкомиссия по этому вопросу, возглавляемая Шатуновской, очень похожей по одержимости на одну из деятельниц нынешнего политического истеблишмента.

Именно Шатуновской было поручено обеспечить прямые доказательства участия Сталина в убийстве ленинградского секретаря. Однако, кроме личной уверенности в том, что Киров — жертва вождя, Шатуновская никакими фактами не располагала. Как известно, документов нет, а уверенность, основанная на логических доводах, далеко не правовая основа. И в этот момент Суслову, надзирающему за подготовкой политического перелома в стране, докладывают о Фомине. Фомина приглашают в ЦК к Суслову, и тот принимает его в течение нескольких часов. Затем весть о человеке, прямом свидетеле выстрела в Смольном, доходит до Хрущева, Козлова, тогдашнего секретаря Ленинградского обкома, и, конечно же, Шатуновской.

На Фомина возлагают надежду, что наконец-то он прольет свет на тайну тридцать четвертого. Но упрямый Фомин твердо стоит на своем: «Фактами, подтверждающими причастность Сталина к преступлению, я не располагаю. Николаева у меня отняли через сутки, и докопаться до корней преступления я не успел!»

Фомина упрашивают изменить позицию. В Ленинграде Фрол Козлов приглашает Фомина в секретарский особняк, знакомит его с подругой жены, и она становится женой Фомина, который к тому времени овдовел.

В домашней обстановке Фомина усиленно уговаривают помочь комиссии подготовить концепцию убийства Кирова для известного письма Хрущева партии. Но Фомин ехидно замечает, что у Кирова дом не охранялся милиционером, как у Козлова, и продолжает настаивать на своем: «Таких доказательств у меня нет, а врать не умею».

Во времена Хрущева повеял первый волюнтаристский ветерок, во времена ельцинской демократии он превратился в ураган фальсификаций в угоду политическим выгодам, часто оборачивающимся кривдами.

Когда Хрущеву доложили об упрямом Фомине, не пожелавшем очернить себя в угоду искажению исторического факта, разъяренный первый секретарь обозвал его «старым дураком» и велел лишить генеральской пенсии, оставив только персональную старого большевика. Материальное положение Фомина сразу пошатнулось.

Это и послужило причиной к нашему тесному сотрудничеству. Фомин мне предложил соавторство, и мы опубликовали десятки очерков, которые совершили шествие почти по всем периодическим изданиям Советского Союза» По одному из них Маклярский, автор фильма «Подвиг разведчика», начал готовить сценарий для Рижской студии.

Чтобы развить успех, Фомин перебрался из Ленинграда в Москву в дом на Садово-Черногрязской.

Мы внесли предложение в «Политиздат» написать брошюру под названием «Выстрел в Смольном». В то время директором был Сиволобов, в юности ленинградец, знавший Фомина. Он с интересом отнесся к предложению и попытался добиться его утверждения в десятом подъезде здания на площади Ногина, где помещался идеологический отдел ЦК КПСС, но, как посетовал в беседе с нами главный редактор издательства Тропкин, наше предложение не «поддержали».

Из чего, конечно, тоже можно сделать некоторые выводы…

3. Письмо Сталина американцу Чарльзу Наттеру, заведующему бюро «Ассошиэйтед пресс».