Живой товар

И Никонов отступил. К своему стыду, он не нашел в себе достаточно терпения, мужества и самоотверженности, чтобы преодолеть возникший барьер. Он сдался. Пустил их отношения на самотек. И теперь, несмотря на то что они с Лорой были очень близкими людьми, на деле таковыми не являлись. Годы охлаждения не прошли даром. Отец и дочь превратились во взаимоотталкивающиеся магниты, которые просто не в состоянии приладиться друг к другу.

Алла являлась тем стержнем, на котором держалась их нехитрая конструкция семейных отношений. После ее ухода Никонов и Лора стали отдаляться еще сильнее. Дочь была взрослой девушкой со своими потребностями и секретами, о которых он имел самое смутное представление. Никонов чувствовал, что раздражает ее уже тем, что он мужчина. Она злилась на мать, но главным виновником произошедшего все же считала отца. И сторонилась его, как будто он был ей чужим. С этим ничего нельзя было поделать. Во всяком случае, он не знал, как подступиться к Лоре и стоит ли вообще делать такие попытки. Может, было бы правильнее оставить ее в покое, чтобы дать время залечить душевную рану и свыкнуться с новым положением вещей? Дело осложнялось тем, что дочь явно не собиралась идти ему навстречу. Держалась так, что казалось, будто они носят невидимые скафандры и находятся на автономном жизнеобеспечении.

– Ужинать иди, – позвал Никонов, заканчивая жарить картошку.

Он нарезал ее слишком мелко и держал на чересчур сильном огне. Местами она была сыровата, а местами начала подгорать. Кроме того, запоздало брошенный лук никак не хотел поджариваться. Никонов стоял над сковородой с жирной лопаткой и переворачивал картошку, то и дело роняя кусочки на печку и пол.

– Слышишь? – повысил он голос. – Сейчас буду накладывать. Мой руки – и за стол!

– Я не хочу, – отозвалась Лора из своей комнаты.

– Для кого тогда я стараюсь?

– Не знаю. Для себя, наверное.

– Не вредничай, Лора, ладно? – попросил он, сдерживаясь. – Другая дочь вошла бы в положение. И уж точно помогала бы по хозяйству.

– Так заведи себе другую дочь!

Дверь Лориной комнаты захлопнулась. Никонов размахнулся лопаткой, чтобы швырнуть ее, но опять сдержался и аккуратно положил в раковину.

Навалив себе гору дымящейся картошки в тарелку, он полез в холодильник за помидорами. Остановился. Их солила Алла. И вон тот перец в банке мариновала она. И баклажаны.

– Перебьешься, – сказал себе Никонов.

Сел за стол, пожевал немного, дыша обожженным ртом, и достал банку с помидорами. Какого черта, в самом деле! Может быть, стиральным порошком теперь не пользоваться, раз его Алла покупала? Посуду выбросить? Подсолнечное масло?

Так говорил себе Никонов, а на самом деле попросту не мог воспротивиться желанию поесть помидоров жены. В этом-то и состояла их особая привлекательность. В том, что она мыла и запихивала их в банку собственными руками.

Под картошку он приговорил две бутылки пива, но большего себе не позволил. У него была дочь, и следовало соблюдать себя хотя бы ради нее.

Допивая пиво, Никонов вернулся мыслями к сегодняшнему опросу свидетельницы похищения Илоны Мезенцевой. Впервые кто-то видел со стороны, как это происходило. Дело было ранним утром. Илона направлялась к троллейбусной остановке, чтобы ехать на молокозавод, где она работала упаковщицей. О похищении сообщила ее родная тетка, у которой Илона жила по причине разрыва с родителями. Тетка тоже просыпалась рано, потому что торопилась в свой табачный киоск. Сегодня утром, как будто предчувствуя неладное, Людмила Борисовна подошла к окну, чтобы посмотреть вслед уходящей на работу племяннице. И ее взору предстала совершенно дикая, пугающая картина.

– Их было двое, – вспоминала женщина. – Здоровенные такие мужики. Каждый выше моей Илоночки на голову, а то и на полторы. Настоящие гангстеры. Знаете, как эти грабители банков, каких в кино показывают. В темных чулках.

Никонов, который западными боевиками не увлекался, не сразу понял, о чем идет речь.

– В чулках? То есть вы хотите сказать, что это были извращенцы?

Людмила Борисовна смерила его осуждающим взглядом.

– Чулки у них на головах были. Чтобы лиц нельзя было разглядеть.

– Вы уверены?

– Конечно. Светает-то рано. До них было метров сто, а может, и меньше. Я их хорошо видела. Большие, хорошо одетые. Сначала один к Илоне подошел, потом второй подоспел. Подхватили под руки и в автобус запихнули. А у нее голова болталась, как неживая…

Женщина всхлипнула и полезла в сумку за салфеткой.

– Номер запомнили, Людмила Борисовна?

– Зрение-то у меня отличное, но так далеко циферки я не вижу.

– А насчет чулок уверены?

– Абсолютно, – подтвердила она.

– Удобнее было бы в обычных масках действовать, – сказал Никонов. – Сейчас многие ходят в них. И лицо закрыто, и внимания не привлекаешь. Зачем им чулки понадобились?

– Гангстеры, говорю же вам! – воскликнула свидетельница. – Бедная девочка! Каково ей у них в лапах?