Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Мы повязаны с деревом, обручены с ним. Северные церкви, в отличие от южных, церквей Киевской Руси, похожи на ёлки и неразрывно связаны с пейзажем. Даже псковские каменные храмы напоминают белые грибы, выросшие в особом лесу.

Мы сами живём в этом причудливом лесу — совокупности разумных растений, что по недоразумению снабжены человеческими именами. Они шелестят там, в вышине, своими щупальцами-ветками. Иногда нам дают убить нескольких из них, но в итоге дерево всё равно обнимает человека, когда он перестаёт дышать, и отправляется вместе с ним туда, вглубь — к корням сказочного леса.

07 мая 2003

История про стихи № 1

Мне рассказывали про крымского человека по фамилии Ложко. Рассказывали про него, что он был каким-то бандитом — но подробности этого промысла мне не известны, так это или не так, я не берусь судить. Говорили так же, что он откупил коктебельскую набережную перед столовой Дома творчества, разграфил её на квадратные метры и начал сдавать её по метрам же музыкантам и продавцам куриных божков.

На окраине Коктебеля стоит щит с перечислением всех писателей, что ступили на киммерийскую землю, и после Волошина, Ахматовой, Мандельшатма и Грина есть абзац про писателей новой формации — Ахмадулину, Вознесенского, Евтушенко и десятка других. В середине значится поэтический человек Ложко. Фамилии Битова и Ткаченко кем-то замазаны — довольно халтурно, впрочем. наверное, они не приняли Ложко в Пен-центр.

Несколько рестов на набережной расписаны стихами. Там есть и стихотворение Ложко, с запятыми и точками. что расставлены чрезвычайно причудливо.

Кровавым рубином закат
За лес изумрудный садится,
Волны бирюзовой накат
На берег опаловой мчится,
И брызги летят хрусталём,
Сверкают на скалах цирконом.
И чайка, взмахнувши крылом,
Несётся со сдержанным стоном.

Да, именно так. Со сдержанным стоном я размышляю о происходящем вокруг. И

летопись будничных злодеяний теснит меня неумолимо.

08 мая 2003

История про меркантильность

Прочитал у Горчева историю про жадность и мелочность (это на самом деле реклама одного человека, что напоил Горчева пивом на сто рублей, и теперь все рассуждают там о пиве, ста рублях, ста друзьях, и, конечно об авторе идеи — не будем говорить кто это, хотя это был слонёнок), и вспомнил, что одна барышня назвала меня недавно жадным и мелочным, оттого что я её домой на троллейбусе отвёз. Барышня выходила замуж и подводила итоги прошлой жизни. Обяснила, в частности, почему не за меня замуж выходит.

Жадный, говорит, ты, Березин. Ну там много, конечно, и другого было — нау там толстый, угрюмый, ленивый, не могу жизнь поставить на широкую ногу… Но это всё фигня — ключ в мелочности и меркантилизме.

Я потом заплакал, разумеется, напился. Рассказал эту историю своему другу фотографу Митричу. Тогда фотограф Митрич обещал мне подарить компрометирующую фотографию. Он компрометирует одновременно и меня, и невесту. Я, думаю, что надо пойти по миру с этим фото по миру. Если я не получу денег с невесты перед свадьбой, как это описано у писателя Конан Дойла, то получу что-то с пассажиров метрополитена. (Повешу фото на шею и ломанусь по вагонам).

Надо опросить друзей и знакомых, может я наберу некоторое количество заработка и стану популярным среди барышень.

В любом случае будет мне счастье. Маленькое. Меркантильное.

08 мая 2003

История про праздник

Ну, вот и навалился этот общий праздник — один из двух, что бывают в году. Это мой праздник. Потому, конечно, что Великая Отечественная война на самом деле Великая Отечественная беда, и ничего тут не поделаешь. Потому как мир стоял на краю, а мы навалились на это дело, и в крови, соплях и прочем ужасе задавили своими телами это безобразие. Потому как хоть куда-то подевалась страна на четыре буквы, и могилы разбросаны по разным странам, и не все мои мёртвые ещё похоронены, они лежат под Новгородом и Вязьмой, потому что все те, кто лежат там — мои мёртвые, и те кто сгинул в днепровской воде и те, кто исчез прозрачным паром в трубу, кто орал в голос, сгорая в истребителе, и кто умер молча, потому что, когда он отшлюзовал последнего товарища через торпедный аппарат, его рот наполнялся водой — всё равно они — мои мёртвые. Потому как ордена лежат передо мной — тех и этих, отличимые только номерами, оттого что перестали их давать только десять лет назад, и потому, что этот час — водки, а не шампанского. Потому как я знаю много о движении армий и о сгнивших портянках, о высохших мумиях Ленинграда и о эвакуированных заводах Куйбышева. И это тоже моя отечественная беда, которую не зальёшь прозрачным полночным питьём.

Но этот год особый, потому как некого мне поздравлять — все ушли, канули, закрыли за собой дверь. И нет никого вокруг.

09 мая 2003