— Вопрос двоякого свойства… Интерес к чтению фантастики возник в дремучем детстве, когда вдруг, к своему изумлению, я обнаружил, что в отличие от сказок, вымысел может быть правдоподобным. Сказка же в силу своей лексики и атрибутики изначально воспринималась как нечто архаичное. А вот "достоверность" Беляева, Верна, Обручева, Уэллса просто шокировала детскую психику. Телевидение тогда еще только становилось массовым, кинофантастики практически не было, а компьютерные игры не могли присниться советским фантастам даже в страшном сне. Читать я начал рано, а на фоне довольно-таки однообразных детских книжек фантастика выделялась ярким пятном. Что же касается интереса творческого, то он возник в середине 60-х, во время Золотого века нашей фантастики, когда Ефремов, Стругацкие, Альтов и Журавлева, Емцев и Парнов, Войскунский и Лукодьянов, Михайлов, Биленкин и их соратники творческом своим доказали, что фантастика — это все же литература, а не какое-то маргинальное образование на теле культуры. Именно тогда фантастика начала свое наступление на издательства и журналы. Именно тогда в словах "писатель-фантаст" слышался гул Вечности, мерцал отблеск сверхновых звезд и тянуло на романтические "пыльные тропинки далеких планет"…Поэтому желание самому писать фантастику возникло во времена, когда фантастика победным шагом уверенно перешла из разряда научно-популярной литературы в разряд художественной прозы.
— Однако у меня часто возникает подозрение, что писатели-фантасты и фэны не вполне уверены в победе. Вернее, они не вполне уверены в легитимизации фантастики как литературы, тогда как, мне кажется, эта легитимизация давно состоялась.
— Вечных побед не бывает. Общий литературный уровень зависит от суммы индивидуального мастерства. Сейчас наша фантастика на взлёте, но будут и годы спада — как и в любом литературном направлении. Что касается легитимизации, то с этим дело обстоит просто. Фантасты уверены, что они сейчас одни из последних хранителей традиций российской художественной словесности. Именно в их произведениях все еще можно найти фабулу, сюжет, характеры в их развитии, хоть какую-то этическую компоненту и так далее. Где-то рядом находятся авантюрно-исторические и так называемые "дамские" романы. А холодное экспериментаторство или унылая дидактика, коими насыщены так называемые "серьезные" издания — они предназначены для весьма ограниченного круга лиц и потому нуждаются в энергичной поддержке СМИ. Мало того, есть критики и литературоведы, которые всерьез полагают, что так называемая "большая" литература — это литература больших тиражей. Во-первых, именно она наиболее эффективно воздействует на обыденное сознание, во-вторых, когда речь идет о фантастике, то она, как правило, ориентирована на юные умы, наиболее подверженные индоктринации. Кстати, в ряде критических публикаций не раз и не два говорилось о том, что коммунисты так быстро проиграли войну идей еще и потому, что не смогли "продать" на рынке идеологий свой образ грядущего. Одна из причин тому — притеснения нашей фантастики в 70-80-х.
— Ну, идеология и фантастика — это вообще тема широкая. В социализм с человеческим лицом — ведь идеология, например, такой вещи, как "Понедельник, начинается в субботу" — это отзвук той радостной науки, которая не входила в противоречие с идеологией. Потому, наверное, что когда власть хотела бомбу, то на идеологию ей было наплевать. Я хотел спросить ещё об одном. Как вы оцениваете состояние современной критики в области фантастики. Она до сих пор остаётся на втором плане. Каковы её перспективы?