Много было странных городов в этих краях — чем севернее, тем было в них больше серебряного и серого цвета, который, как известно, цвет времени и брёвен, а чем южнее, тем были они белее, как торговые ряды Галича и Солигалича.
Начался проливной дождь, и я уехал на запад, в сторону Лядин. В Лядинах стояла колокольня и две церкви. Вход в одну из них был укрыт огромным козырьком, спадающим до самой земли. Про этот козырёк написано во всех архитектурных справочниках, а сидела на нём блохастая лопоухая собака.
Я не думал о цели пути, а просто смотрел на серебряное дерево церковных стен. Дерево от времени теряет свой цвет, становясь из жёлтого чёрным, а потом — серебряным.
История про путешествия на Север — VIII
В те дни я боялся оставаться один, со страхом представляя себе ночную тоску, которая подступит ко мне, когда все дела будут переделаны, а ночлег мой — обустроен. Я боялся этой внезапной тоски, которая сжимает вдруг сердце, и хочется бежать куда-то, бежать, бежать без оглядки.
Оттого разговорился я со случайными капроновыми попутчиками. Мы познакомились, и они предложили ехать вместе. Есть такой тип парных путешественников, когда мужчине за сорок, а спутница сравнительно юна. Была они из Киева, и тогда я впервые увидел украинских националистов.
Они подбегали к церквям, быстро фотографировались и бежали дальше. И вот они, пританцовывая, сверкая белыми высокими кроссовками, двинулись по накатанной дороге. А я отошел за куст, вынул из кармана рюкзака портянки, торопливо намотал их, натянул государственно-геологические сапоги и кинулся нагонять два ярких пятна на дороге.
К шести часам лес нахмурился, начался дождь, сначала изредка прыскавший в лицо, а потом зарядивший ровно и надолго.
Мы поставили палатки и принялись варить сушёное мясо. Был такой странный советский продукт — сублимированное мясо, что продавалось в серебряных пакетиках. Черноволосый украинец сидел у костра и ругал Советскую власть. А тогда власть эта была крепка, да и я был человек незнакомый. Но тогда я впервые столкнулся с национальной нелюбовью — нет, видал я уже тогда армянские разговоры об азербайджанцах и наоборот, видал и мотивированный антисемитизм, но тут не любили меня и честно говорили, что я из племени мучителей и оккупантов. Вслед Ростову я стал думать "Как это они? Неужели это мне? Меня? Меня, кого так любят все?"…
— Это у вас народ принял бесовскую власть, — наставительно заметил мне мой попутчик. — А мою Украйну пришлось истоптать, а потом заморить, чтобы воцариться над нею.
Я остерёгся отвечать и просто слушал.
Так я, наверное, сидел у костра, который жгли близ Белозерска черкесы, литовцы и русские воры пана Песоцкого. В России холодные ночи, а на Севере — особенно. Пётр отрёкся на юге, где тепло — в России счёт к холодным ночам и отречениям выглядит совсем иначе. Но пан Песоцкий давно утонул в Белоозере.
Мы мокли под дождём — мои спутники в замше и польской синтетике, а я в старой экспедиционной энцефалитке.
Наутро мы снова отправились в путь, и вновь стал накрапывать дождь, он сочился сквозь прорехи в небе и окутывал меня хмурой водяной взвесью. Хмурый цвет и хмурый запах был у этой дороги. Хмуро шумел ветер в елях.
Хорошего пути хватило ещё на пятнадцать минут ходьбы, а дальше на обочине возник географический щит.
На щите было написано: "КАССР. Пудожский район". За ним дорога обрывалась в болото. Делать было нечего. Нужно было идти.
Поскальзываясь по грязи, кувыркаясь по ней, мы пробирались на запад.
Через два часа я увидел озеро, покосы с копнами сена и холмы. Открылся мне край холмов.
И писать мне о нём надо было что-то называвшееся "Песнь Холмов". Очень мне понравилось это название.
Рядом была деревня. Она состояла из нескольких маленьких, в пять-шесть изб, поселений, перетекавших одно в другое. Где-то между этими кучками домов я внезапно оторвался от своих спутников.
В ближайшем доме я увидел двух людей — совершенно пьяного человека и человека, пьяного не совсем.
— Посиди, попей чайку, — предложили мне они. — Твои вперёд не уйдут.
Успел я подумать, что не помню, так и не спросил имён своих украинских попутчиков, как остался.
Остался я там надолго.
История про путешествия на Север — IX
Вечером один из моих хозяев уехал за водкой, а другой, что назвался больным, уныло бродил по избе, стукаясь о столы и стулья. Приятель его так и не вернулся.