Это сдерживающий фактор, пробуждающий ответственность. Потому как в России дуэли запрещены, равно как и огнестрельного оружия у честных граждан мало.
Я расскажу историю из моего любимого писателя Вересаева. Он так пишет о жизни Дерптском, ныне Тартусском университете: "Был у нас студент-медик Юлиус Кан, немецкий еврей. Среднего роста, стройный красавец с огненными глазами, ловкий, как кошка и бешено смелый. Великолепно дрался на шпагах, метко стрелял из пистолета. Не спускал никому ничего и тотчас же вызывал на дуэль. Вскоре за ним утвердилась грозная слава, и корпоранты его начали бояться. По городу про него ходили совершенно легендарные рассказы. Однажды вечером, весною, шёл он с двумя товарищами-евреями мимо корпорантской "кнейпы" (пивной). За столиками сидели корпоранты и пили пиво. Увидели евреев. Один здоровенный фарбентрегер обозвал их жидами. Юлиус Кан бросился в гущу корпорантов и дал обидчику крепкую пощёчину. Студенты узнали его и растерялись Корпорант, получивший пощёчину, выхватил револьвер. Кан кинулся на него и вырвал револьвер, — тот побежал. Кан за ним. Корпорант торопливо стал спрашивать:
— Wie est dein Name?
Это значит, что он вызывает его на дуэль, — и с этого места все враждебные действия должны прекращаться. Кан схватил его за шиворот, стал бить рукояткой револьвера по шее и приговаривал:
— Моё имя — Юлиус Кан! Я живу на Марктштрассе, номер двадцать!.. Моё имя Кан!..".
Наверное, из этой длинной цитаты лучше понятно, что я имею в виду.
Но это моё частное мнение, и, более того, мне далеко до Железного Рыцаря печального образа и я не искореняю зло каждый день.
Что с этим делать? Да ничего. Всё сказано в эпиграфе — нужно копаться в своём садике. Бегать за девками, ковать, пока горячо, ни дня без строчки, всё — в закрома Родины. Не суйся в злобное пыхтение, коли нет тебе в том нужды. Но уж если наступили тебе на короткий обывательский хвост, плюнули лично тебе в твоё сонное обывательское рыло, так вставай, поднимайся, простой человек.
А так же часто прощаю, чего прощать не следовало бы.
Поэтому я сижу один в пустой квартире и ору, глядя в окно:
— В бубен! В бубен! В бубен!
История из старых запасов: "Слово о надгробии"
Однажды мне позвонил некий деятельный литературный человек. Он заговорщицки прошептал в трубку:
— У меня есть фотография надгробия писателя N. Эксклюзив! Помести её в своей газете. По-моему, неплохо смотрится.
— Надгробия всегда хорошо смотрятся, — ответил я. — Гораздо лучше людей.
История из старых запасов: "Слово о красоте"
Все нынче задались вопросом о том, кто мир спасёт.
Я однажды присутствовал на одном странном литературном мероприятии. Дело было на берегу Дона. Ветер колыхал скатерти накрытых столов и пел в откупоренных бутылках. За спиной раскинулось необъятное Куликово поле. Среди общего гомона и хруста одноразовых вилок встал один мордатый писатель, похожий на кабана, и начал речь:
— Я думаю, что Достоевский был всё-таки прав, — сказал он. — И красота всё-таки спасёт мир. Так давайте выпьем за красоту русского оружия. Господ офицеров прошу пить стоя…
А с Дона снова подул ветерок, и запахло свежестью и скошенным сеном.
Самое интересное, что всё это мероприятие было посвящено Толстому. Ну, я понимаю, что Мышлаевский считал, что Толстой — великий писатель, потому как артиллерийский офицер, а не штатская штафирка…
А встать… Ну, пришлось встать — куда денешься.
Что ж до лета, так лето — это хорошо, и хорошо его ожидать дома. К сожалению, на пути ещё зима — время спячки и весна — пора неустойчивости и смятения.
История из старых запасов: "Слово о перевранных цитатах"
Нет, что погубит мир, так это неточное цитирование. Искажённая цитата похожа на приблизительный номер телефона, о котором рассказывает Сергей Довлатов.
Если уж такие безобразия творились с иностранной мыслью о том, что патриотизм — последнее прибежище негодяя, то что говорить об отечественных мыслях, которые всё сплошь о высоком.
И вот толпы приличных людей, писателей, политиков, и, не побоюсь этого слова, журналистов начинают цитировать. Они пишут "Слишком широк человек, не мешало бы его сузить…", потом они вздыхают: "Широк, ох, слишком широк русский человек, надо бы сузить…" или добавляют экспрессии: "Широк русский человек, слишком широк, надо бы сузить". Некоторые из них не вполне уверены в авторстве: "Как там у классика: "широк русский человек… я бы сузил"", "Остается вспомнить изречение классика: широк русский человек, ох широк, я бы его сузил!".