— Соня! Соня! — послышался опять первый голос. — Ну, как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Пепел! Пепел мира! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, — сказала она почти со слезами в голосе. — Ведь этакой прелестной последней ночи никогда, никогда не бывало!
История про диалог XXXVIII
— Вот что занятно. Большинство Ваших текстов помимо их содержательности интересны ещё и тем, что они как бы общи, в том смысле, что не узконаправлены. Собственно, я потому их и читаю и часто нахожу "свое", которое может с чьим-нибудь еще "своим" пересекается, а может и нет. А вот диалоги в комментах большей частью всё равно тусовочного свойства, эдакий междусобойчик с перемигиванием. И все чаще останавливаешься на последнем слове Вашего текста и дальше уже не ходишь. "Извините за резковатость".
— Да, помилуйте, что ж тут удивительного? Вот, допустим, пришли вы на конференцию и заслушали там доклад. И вы вполне вправе были ожидать от него соответствия теме и некоторой связности. Но вот потом вы спускаетесь в кафе на первый этаж и видите там докладчика, беседующего с пригожими девками за столиком.
И вот вы подходите к нему и говорите: "Так, доклад ваш мне, в общем-то понравился, но вот отчего вы тут треплетесь и девкам подмигиваете? О чем вы тут говорите — я не понял? Вот тот анекдот, что вы только что рассказали… В чём соль, я не уловил? Я, пожалуй, ваши беседы с этими барышнями и слушать не буду". Представляете, что вам скажет докладчик? Да и девки пригожие, за словом в карман не лезущие, поди, добавят. Так и здесь — мир жесток, да.
— Помилуйте и Вы, какая ж тут жестокость? Я к знаменитостям в дом намеренно не хожу — они ж могут и нечёсаны оказаться и даже слегка немыты. Дак ведь дома же, в своем праве. Я же сейчас про известный феномен, особенно в жж, когда люди как актёры делают вид, что не знают, что они на сцене. И громко шепчутся как бы друг с другом, но достаточно громко, чтоб и на галерке расслышали. Забавно, но не более. И чем интереснее мне автор, тем забавнее этот эффект. Как вот с Вами, например.
— Вовсе нет. Вот например, я: сижу не на сцене, а в своём домике, говорю не громко и не тихо — как нравится. Если кто захотел подслушать под окном — нормальное дело, всяко бывает. А вот кто недоволен — того можно и помоями окатить: не ходи, не слушай, а уж коли подслушал, молчи в тряпочку.
История про давнюю сплетню
(Навеяно воспоминанием о том, как я читал известные воспоминания Николая Минского о Тургеневе. Впрочем, все они — люди с порчинкой. А я вот зато сегодня двигал про Апо Кал и Сись в телевизоре. Батюшка меня поправил, что я путаю в цитации от Марка и от Матфея (надо проверить, потому что я цитаты сноровисто посмотрел под столом в Википедии, чтобы показаться образованным. Впрочем, Господь меня и так наказал — и у меня в студии позорно зазвонил телефон).
История про мензурку Зоили
В силу ряда обстоятельств жизни, я то и дело сталкиваюсь с оценками своих и чужих текстов. Более того, чужие тексты я оцениваю профессионально.
Но, наедине с собой всё время задаюсь вопросом о механизме этой оценки.
В моём детстве была одна книга об изобретателях, где в частности, рассказывали — представьте себе, что фабрику XVIII века модернизировали а ночь — поставили там электромоторы, новые станки и пустили тележки-погрузчики. Управляющий из XVIII века, явившись на утро, скорее всего решит, что произошло преступление — валы идущие через весь цех и многочисленные ременные передачи украдены. Где громадные колёса? Где всё? (Сейчас я отыскал эту книгу, но так и не нашёл этого места — там было что-то схожее, но боюсь, я додумал её).
Так вот, оценивая текст, всякий человек ищет глазом привычные ему валы и шкивы. Это адаптация к новому миру — хочется увидеть в нём что-то знакомое.
Если человек должен высказаться по поводу прочитанного, так и восе беда — он хватается за пустоту увиденного. Он наспех выписывает что-то причудливое, и как ему кажется, глупое.
В антирелигиозной книге, что я тоже читал в детстве, автор глумился над Библией, и, чтобы подчеркнуть её абсурдность, блажил — и повелел, дескать бог, истребить ему всякого мочащегося к стене! Поглядите! Это преступление! Мочиться на стену! Человек, значит, мог мочиться на дерево, куст, столб и на собственную мать, а вот на стену — ни-ни. Не глупая ли книга?
Потом оказалось, что книга вовсе не глупая, а это комментатор не умён. Ну, и оказалось, что "мочащийся к стене" вполне чёткая физиологическая категория, закреплённая в… Впрочем, что я объясняю.