Живой Журнал. Публикации 2010

Перемещаясь по этому городу, я сначала промахнулся мимо того места, где стоял знаменитый Ипатьевский дом. Не нашёл я никакого Ипатьевского дома и начал размышлять о судьбах Империи и о её достопримечательностях. Тем более, перед отъездом всех я спрашивал, что нужно посмотреть в городе Е-бурге, чтобы продолжать числится образованным человеком. Никто ничего не говорил, и я боялся — ведь спросят потом: а ты видел памятник Саше с Уралмаша, или там что ещё, и если ответишь "нет", скажут не великий ты писатель земли русской, а фиг собачачий. Так и остался я в неведении насчёт Е-бурга, уже и устал насчёт этого Е-бурга спрашивать — две дамы даже оскорбились, как, говорят, смеешь ты нас спрашивать этакие гадости, ты бы нас ещё про достопримечательности города Х-вска спросил. Поэтому я понял, что у меня наступило время имперской невезуки.

И от обвинений в невежестве мне не отмазаться.

Но тут я увидел искомое место. Сейчас этот храм уже построен, и говорят о нём много разного. Там, в этом месте, на краю огромного сугроба, стояли два больших креста, часовня, а на земле лежали несколько плит с торжественными надписями. Рядом строили Храм на крови. По случаю субботы через пустую стройку можно было пройти, и я спрямил путь через этот большой сугроб. Ярко светило солнце, текла по улице грязная жижа. Это весна струилась по чёрному льду, а Е-бург казался мне грязным и скучным. Так всегда бывает, когда у тебя промокли ноги, и в чужом городе тебе никто неизвестен.

Оттого пришлось идти в местный зоопарк — традиция, которой я придерживаюсь во всех городах с любыми названиями — модными и не модными.

В этом зоопарке слона не было — слоновник только строился. Все постройки, кстати, были свежие, построенные из ровного кирпича, покрашенного затем красной краской. Так что зоопарк был похож на дачный участок нового русского, уставленный многочисленными постройками. На маленькой памятной доске сообщалось, что всё это сооружено три года назад в честь некруглого городского юбилея. Причём рядом с фамилией архитектора значилась фамилия мэра, которую я забыл. Фамилию архитектора я забыл тоже. А мне-то сначала казалось, что всё это построили братки дорогие, окончательно почувствовавшие себя хозяевами города. И оттого начавшие его благоустраивать, как свой дом. Казалось мне это потому что проходы между клетками были облицованы каким-то полированным мрамором. Впрочем, мрамора на Урале много, и, может, даже кирпич там дороже. Может оттого там столько полированного гранита на Широкореченском кладбище где братва стоит на памятниках во весь рост — в кроссовках и тренировочных штанах, где прилежно выгравирована трёхлучевая звезда "Мерседеса" на автомобильных ключах в руке у покойника…

Было в этом зоопарке одинокое бревно спящего бегемота. Был рычащий лев. Зачем рычал — я не знаю. Видал я там черепах. Каймановые были страшны — мой спутник рассказывал, что они откусят палец не задумываясь. И действительно — свойственно ли черепа-хам задумываться? Была там ещё какая-то черепаха, что могла выпустить из панциря длинную телескопическую шею сантиметров пятнадцать. Так, говорил мой собеседник, эта черепаха, лёжа на руках какого-нибудь профана, кусала его за локоть. Видел я и пито-на, который мог прошибить головой бронированное стекло. А ещё рассказали мне про лори, который сбежал из зоомагазина и был пойман в кастрюле с варёной картошкой. Но это всё были разговоры, а в этом зоопарке жило и то, что свойственно Уралу и Сибири — волки разного размера и лисицы разного цвета. Видел я там белого пушистого зайца, похожего на шар.

Но мы миновали шарового зайца, а я слушал истории про людей, что держали экзотических животных. Это был особый круг — небедных людей и прилично зарабатывающих консультантов. Кто-то, может, их и знает, лучше, чем я, а я вот видел редко. Вот в сонно сопящем бегемоте не было для экзотики, он был понятен мне. И слон был родным — причём индийский роднее африканского. Но слона нигде не было.

А спутник мой рассказывал о мелкой живности и её хозяевах, о земноводных и кусачих гадах. Владельцев крокодилов и ветеринаров, специализирующихся по мадагаскарским тараканам. Мало что я знал об их жизни.

А о жизни города Е-бурга, в итоге узнал ещё меньше.

Но в этом и заключена высшая печаль путешествия — сколько бы ты не ехал куда-то, всё равно, чтобы понять город или местность, нужно прожить в ней полжизни.

Так тебя и хватит — на два города.

Я ехал и думал о том, что и мне нужно написать философскую книгу. Правда, пока я придумал только название. Название для этой книги было: "Метафизика всего".

Но только от самого этого названия меня снова стало клонить в сон, и я уже не мог понять, снится ли мне Краевед, или он наяву сказал у меня над ухом давнюю магическую фразу:

— Движение Узорочья — движение от Костромы к Ярославлю.

Кажется, я уже слышал это, но вдумываться не было сил — я уже ничего не понимал, а только валился в сон.

Очнулся я от непривычной тишины. Наша машина зависла над краем огромного кюве-та.