Живой Журнал. Публикации 2011

В одном из полков он увидел того самого лысого десантника, лицо которого запомнил навсегда. Лысый постарел, но всё же был бодр. Он не услышал шагов человека с медалью, и, стоя к нему спиной, продолжал вдохновенно рассказывать, как воевал вместе с вождём на далёкой забытой войне.

Только по изменившимся лицам слушателей лысый догадался, что надо обернуться.

Ужас исказил его лицо, ужас точь-в-точь такой же, какой испытал человек с медалью давней августовской ночью. Сомнений не было — лысый не узнал его.

Человек с медалью помедлил и улыбнулся.

— Всё верно. Никто, кроме нас, да, — и он похлопал лысого по плечу.

Извините, если кого обидел.

02 августа 2011

История про лето

Не дрейфь, юнкер Шмидт, лето возвратится!

Вчера проповедовал птицам. 17 псалом.

Жизнь кажется причудливой, но в ней мало ласки.

Ласка на самом деле — хищный зверь из рода куниц. У Джека Лондона в романе "Белый клык" она даже нападает на волчонка. Я пишу чужие биографии, на свои времени не хватает.

Ко мне пришёл человек из болотной столицы и рассказывал, за что убивали людей, когда их убивали задорого.

— Должников никогда не убивали, а вот кредиторов убивали часто. Кредитор мёртв и долг становится как бы погашен.

Я это знал — один мой товарищ, дав много в долг, убежал в Канаду. Так раньше в Америку бежали "наделав долгов".

— Никогда не убивали чиновника, который что-то не разрешил. Другой сядет на его место не сразу, и не факт, что разрешит. А если и разрешит, то тоже не сразу, может он сделает это тогда, когда разрешение будет не нужно.

— Ещё убивали в назидание — так убивают секретаршу, но лучше — заместителя. Это делают для того, чтобы человеке, имевший секретарш и заместителей, осознал, как устроен мир, и какое место он в нём занимает.

А иногда убивают по ошибке. Даже "Моссад" как-то убил какого-то официанта, приняв его за террориста. Убили, кстати, в Норвегии.

— А ты не допускаешь личной неприязни, — сказал я, не оттого, что думал о жёнах богачей. А потому что знавал нескольких провинциальных богачей, с трудом уживающихся вместе в одном субъекте.

— Это только в кино, только в кино.

Извините, если кого обидел.

03 августа 2011

История про поташ

В наше время, то есть, в начале XXI века, Сети давно решена проблема специалистов.

Все специалисты во всём — не только в футболе и литературе.

Тут вопрос о качестве суждения.

Специалистов много, но одни ошибаются чаще, а другие — реже.

Некоторые просто говорят меньше.

Виктор Шкловский работал в Льнотресте.

От Льнотреста он летал по России в маленьком самолёте и однажды, в Воронежской области познакомился с Андреем Платоновым.

Если знать, что это была за работа, то понятнее стр очки, написанные Шкловским в заметке о Горьком, вернее о горьковском "Деле Артамоновых": "Фома Гордеев, герои в «Трое», уже раз перемеченные в «В людях», анекдоты о купцах, съевших ученую свинью, — все это рассказывается в порядке последовательности.

Может быть, это хорошая этнография. Вероятней, это все сведения неточные. Трудно это проверить, не зная быта.

Некоторые технические сведения просто неверны.

«Петр принимал товар, озабоченно следя, как бы эти бородатые, угрюмые мужики не подсунули «потного», смоченного для веса водою, не продали бы простой лен по цене «долгунца».

Это написано неверно. «Простого» льна нет, есть лен-«кудряш» и лен-«долгунец».

Кудряш на волокно не идет, на Оке почти не сеется и поэтому не подсовывается, так как его отличили бы и кошки.

Представление о том, что «долгунец» это лен подлиннее, — неверно".

Это он пишет в 1924 году.

А в заметке «О писателе и производстве» он пишет: «Я знал одного кузнеца; он принес мне стихи; в этих стихах он дробил молотком чугун рельсов. Я ему на это сделал следующие замечания: во-первых, рельсы не куют, а прокатывают; во-вторых, рельсы не чугунные, а стальные; в-третьих, при ковке не дробят, а куют; и, в-четвертых, он сам кузнец и должен сам знать лучше меня. На это он мне ответил: «Великолепно, да ведь это стихи»».

Это, надо сказать, рисковый путь.

Современный Интернет, с его необязательностью слов показал тяжёлую жизнь всезнаек. Стремительно падающие домкраты и стрелки осциллографов наполняют Сеть. Но в двадцатые годы всякий писатель был немного журналист — это диктовалось финансовым потоками. Работали в журналах и газетах, и вот сразу же стало видно, что литература факта — тоже литература.

Потом оказалось, что факты не всегда приятны, но мелкие детали времени, быт и производство остаются не меньше интересны читателю, чем переживания израненной души.