Живой Журнал. Публикации 2011

Во-первых, она стремительно демократизировалась — и в области потребителей, и в области производителей.

То есть, когда Альбац кричала "Вон из профессии!" — это, на самом деле был крик ностальгический, крик утраты правил. Это зеркало одного судебного разбирательства, где обвиняемого спрашивали: "А какие доказательства того, что вы — поэт?"

Раньше для того, чтобы быть журналистом, нужно было иметь санкцию, а теперь санкция не нужна — только-то и всего.

Но за последние четверть века произошли радикальные изменения, как и с писателями — поставщиков контента стало больше, чем производителей. То же перепроизводство (Тут должна быть одна важная мысль о том, что когда поставщиков много, им нужно много контента, а уникального контента нет, и вот приходится копипейстить, или производить типовой контент — кстати, писатели с этим давно справились: впрямую они друг у друга не пиздят, но тексты производят совершенно типовые, как гамбургеры). Эту мысль, впрочем, я не додумал).

Есть ещё одна мысль — это неотвратимость перемен.

Заимствования типового контента, и вообще гибель авторского права — вещь неотвратимая. Это, как пишут в договорах — обстоятельства непреодолимой силы.

Бороться с воровством контента невозможно — глупее только борьба с порнографией. (Это, кстати, не значит, что я одобряю воровство — просто разница в том, что украсть три рубля 25 октября 1916 года — это одно, а украсть их 25 октября 1917 — другое. Дело не в инфляции: очень эстетично соблюдать закон в эпоху перемен, не пиздить кресла из барских имений, но удивляться тому, что в тяжкую годину воруют в массовом порядке как-то не приходится. Это, как ни крути, свойство всех эпох перемен.

Извините, если кого обидел.

01 сентября 2011

История про ответы на вопросы

http://www.formspring.me/berezin

— Хотели быть начальником?

— Не очень. Самое тяжёлое быть начальником, когда у тебя есть подчинённые, и, одновременно, ты и сам подчиняешься вышестоящим начальникам — и вот когда ты между ними, то и верхние и нижние жить тебе не дают. Сверху спускают дурацкие указания, снизу не выполняют твои, вполне разумные. Только ты приструнил нижних, тебе уже надавали по шее сверху. В общем, быть средним звеном — занятие незавидное. Верьте мне, я пробовал.

Куда лучше быть командиром партизанского отряда, сотни анархистов или главой тоталитарной секты. Но тут у меня опыта нет. Да и желания, признаться, тоже.

***

— Вы хотели бы записаться на какой-нибудь курс похудения?

— Ну, это было бы забавно. Да только такие вещи — как с кулинарными курсами и обучением танцам. Тут-то и и простор юмору и комическим рассказам. Но я-то знаю, что с похудением всё очень просто — нужно меньше есть и больше двигаться. Всё остальное — танцы вприсядку вокруг этого правила.

— У вас что-нибудь болит?

— Ну, разумеется.

***

— Вы говорили про ревность, и я подумала вот что: вам не кажется, что это просто физиологическое чувство?

— Тут я чуть-чуть прогну определение, чтобы сформулировать важную для меня мысль. Физиологическая ревность — это для меня ревность к физиологии, все эти смешные поиски мужчин в шкафах и шифрование телефонной книжки. Есть куда более острая ревность — в той любви, которая ещё длится, но ты знаешь, что она живёт своей жизнью, где давно нет тебя: она смеётся, плачет, вырастают дети, меняет работу, украли деньги на курорте, разбила машину, сын выиграл олимпиаду, на даче пожар… И во всём этом тебя нет.

***

— Вам не кажется, что бытовая забота (это когда вам всё гладят, подогревают и за столом повязывают салфетку), так вот, что такая забота — унижает?

— Я думаю, что тут беда, если начинается счёт: мы вам брюки погладили, а вы нам за это туфли купите. И этот счёт идёт днём и ночью — тут, конечно, беда. А если есть какая-то спокойная договорённость — так совет да любовь. Унизительно другое: я видел отношения людей, где кто-то испытывает рабскую покорность другому, такое, пожалуй, рабское наслаждение в бытовой заботе — вот это человеку может быть унизительно. Ответить сильным чувством он, к примеру, не может и всё глубже погружается в состояние неоплатного должника. Иногда за это дети ненавидят родителей — вот за эту заботу, за то единственное, что родители умеют воспроизводить. Тут вы правы — это унижает.

Но потом и вовсе становится опасным.