Пеппи почувствовала, что Карлсон уснул, и принялась думать о своих ухажёрах, о муже, о спереди и сзади, и вдруг по ходу дела она обнаружила, что у неё начинается менструация. Пальцы пахли сыростью и землёй, и она подумала что Карлсон сам виноват в её изменах и вот подумаешь про него толстого и неповоротливого как ребёнок особенно смешного когда он голый ведь я изучила его до чёрточки короткий смешной краник под барабанным животом я как-то забыла совсем уже много лет не допуская его до себя а помню как скажу какие-нибудь похабные словечки любую дурь что взбредет в голову а потом он возбудится так что просто летает по комнате погоди-погоди-погоди кричит он но надо подумать об одежде на завтра лучше всего тогда надеть какое-нибудь старье посмотрим сумею ли я хоть задремать раз-два-три-четыре-пять вышел зайчик погулять а вот обои в том отеле в Египте были куда интереснее были гораздо красивее похожи на египетское платье которое он мне подарил а я надевала всего два раза да я хотела такие же но так и не вышло а работы много и я как-то совсем забыла об этих обоях а вот теперь вдруг вспомнила а этот малыш был очень интересный надо бы подумать насчёт цветов чтобы поставить в доме на случай если он опять его приведет завтра то есть сегодня нет нет пятница несчастливый день сначала надо хоть прибрать в доме можно подумать пыль так и скапливается пока ты спишь потом можно будет я вспомнила как он называл меня когда-то кактусом равнин все это природа а эти что говорят будто бы Бога нет я ломаного гроша не дам за всю их ученость отчего они тогда сами не сотворят хоть бы что нибудь я часто у него спрашивала эти атеисты или как там они себя называют пускай сначала отмоют с себя всю грязь потом перед смертью они воют в голос призывают священника а почему почему потому что совесть нечиста они и вот он в своём дурацком виде сделал мне предложение и тут же опрокинул на себя варенье и страшно жалел об этом он вообще был ужасный скупердяй и ему было жалко самых глупых вещей а по-настоящему у него денег не было никогда но он умел красиво говорить я видела он понимает или же чувствует что такое женщина и я знала что я всегда смогу сделать с ним что хочу и я дала ему столько наслаждения сколько могла и ещё отчего-то он всё время говорил о море а я знала что он не любит моря есть люди что любят лес есть люди что любят пустоши а есть любители моря он всё время притворялся любителем моря а на самом деле его из лесу не выманишь там бы он и жил где-нибудь в норе среди корней большого дерева я пришла к поэту в гости ровно полдень воскресенье тихо в комнате просторной вдруг фига-ак и море море алое как огонь и роскошные закаты и фиговые деревья в садах где я была девушкой а потом стала кактусом пустынь за свои колючки потому что когда он спустился ко мне с крыши то сказал ты мой кактус пустынь и всё заверте… и тогда я сказала ему глазами чтобы он сперва спросил о самом главном да и тогда он спросил меня не хочу ли я да сказать да мой кактус пустынь и нет я сказала нет Нет.
Бочка
Так, но с чего же начать, какими словами? Все равно, начни словами: там, на подоконнике. На подоконнике? Но это неверно, стилистическая ошибка, Марья Ивановна непременно бы поправила, подоконник здесь появился рано, сначала нужно сказать об оконнике, а лишь потом о том, что под ним. Нужно было бы описать само окно, его деревянный короб, подоконник и карниз, то, что карниз был жестяной, а подоконник — деревянный. Минутку, а окно, само окно, пожалуйста, если не трудно, опиши окно, какой был вид из него, этого окна, была ли видна мрачная улица, по которой катятся мультипликационные автомобили, или ещё были видны красные черепичные крыши. Да, я знаю, вернее, знал некоторых людей, которые жили в этом городе, и могу кое-что рассказать о них, но не теперь, потом, когда-нибудь, а сейчас я опишу окно. Оно было обыкновенное, с облупившейся белой краской, сквозь которую выступало дерево, и в него проникал шум улицы, прежде чем проникло то, другое. То, особое существо, которое изменило всё. А может быть, его просто не было? Может быть. Марья Ивановна говорит, что его я придумал сам. Этот человечек, эти быстрые перемещения в воздухе — лишь сон, видение. Но как же его звали? Его — звали. И он назывался.
Мне запрещают сидеть на подоконнике, даже когда я объяснил, кого я там жду. По их мнению, подоконник — это часть пропасти, смертельная опасность.
— Папа тебя убьет, он тебя просто убьет, — говорит мне сестра, заходя в комнату. Но я её не слушаю. Во-первых, я знаю, что скажет папа: «Спокойствие, только спокойствие». И всё. Больше ничего он не скажет. Во-вторых, мне пришла в голову одна мысль — совершенно дикая мысль.
— Знаешь, кем бы я хотел быть? — говорю. — Знаешь, кем? Если б я мог выбрать то, что хочу, черт подери!
— Перестань чертыхаться и слезь с подоконника! Ну, кем?
— Знаешь такую песенку — «Если ты ловил кого-то вечером на лжи…»