Живой Журнал. Публикации 2014, январь-июнь

В тех же воспоминаниях есть эпизод 1964 года с Твардовским, который входит в комнату "Нового мира", где в этот момент Рыбаков сидит вместе со своим редактором над правкой.

"— Работаете?

— Корежим потихоньку, — ответил я.

— Корежите?.. Тема серьезная, а вы примешиваете к ней беллетристику.

— Что плохого в беллетристике?

— Беллетристика угождает дурному вкусу. Боборыкин был беллетрист.

— Беллетристика — от французского «belle lettre» — красивое письмо. Это у нас ему придали уничижительный смысл.

— Анатолий Наумович! Не будем спорить! Если вы считаете, что вас здесь «корежат», то, пожалуйста, можете отнести свой роман в другой журнал. У нас портфель достаточный.

— Я принял поправки. Видите, работаем…

— Вот и работайте…

Повернулся и вышел".

Тут трудно понять акценты слова "беллетристика", но, такое впечатление, что в этом слове как раз ключ к успеху Рыбакова.

Извините, если кого обидел.

28 января 2014

История про то, что два раза не вставать (2014-01-31)

Извините, если кого обидел.

31 января 2014

История про то, что два раза не вставать (2014-02-01)

Извините, если кого обидел.

01 февраля 2014

История про то, что два раза не вставать (2014-02-02)

Вообще, с этим вот, натурально, под статью попадёшь. Но всё же:

Извините, если кого обидел.

02 февраля 2014

История про то, что два раза не вставать (2014-02-04)

Извините, если кого обидел.

04 февраля 2014

История про то, что два раза не вставать (2014-02-05)

Извините, если кого обидел.

05 февраля 2014

История про то, что два раза не вставать (2014-02-06)

Извините, если кого обидел.

06 февраля 2014

Царь обезьян (День российской науки, 8 февраля ) (2014-02-07)

Ветер свистел в пустых клетках питомника.

Заведующий второй лабораторией (первой, впрочем, давно не существовало) смотрел через окно, как сотрудники перевязывают картонные коробки и укладывают их в контейнер. Собственно, и второй лаборатории уже не было, заведовать стало нечем. Сейчас они вывозили только самое важное — то, чем предстояло отчитываться за чужие деньги. Заведующий понимал, что это не просто графики и цифры — для кого-то это будущая работа за океаном и папки в коробках станут для кого-то залогом будущего.

А пока он сидел с заместителем и, пользуясь служебным положением, пил виноградный самогон из лабораторной посуды. Самогон было достать куда проще, чем спирт, и запас был велик.

Ещё один человек наблюдал за погрузкой, казалось, не шевелясь.

Старик-сторож сидел на лавочке и смотрел, как запирают и пломбируют контейнер на грузовике. Точно так же смотрели на происходящее обезьяны из своих клеток.

Он всю жизнь состоял при этих обезьянах, причём сначала думал, что это обезьяны состояли при нём.

Старик стал сторожем давным-давно, когда вернулся в этот приморский город со странным грузом. С тех пор он видел обезьян больших и маленьких, умных и глупых. Он видел, как они рождаются и как умирают — и он жёг их, умерших своей смертью, или павших жертвой вивисекции и точно так же исчезнувших в большой муфельной печи.

Старик был ветераном — в разных смыслах и оттенках этого слова. Вернее, во всех — когда-то его отец поднял красный флаг над домом губернатора, а затем они вместе ушли в Красную гвардию. Отца убили через месяц, а вот он воевал ещё долгие годы, пока не вернулся сюда, в родной город. Старик был ветераном, и потому что на истлевшем пиджаке у него болталась специальная ветеранская медаль, и потому что был он изувечен в сраженьях, о которых забыли все историки.

Теперь начиналась новая война, и старик знал, что её не переживёт. Он жил долго, как и полагалось горцу, но подходил его срок, и теперь он вспоминал прошлую жизнь, её мелочи и трагедии, всё чаще и чаще.

Что было главным? То, как они с отцом, скользя по мокрой от осеннего дождя крыше, лезли к флагштоку? То, когда родился его сын, который стал героем и начальником пароходства, и которого он теперь пережил? Вся остальная жизнь была монотонной и подчинялась режиму жизни Питомника.

Нет, всё это было не то, и медали звякали впустую. Поэтому он возвращался к давней истории, когда его вызвали в политотдел Туркестанского военного округа и велели идти за кордон, сняв военную форму…

Но тут пришёл Заведующий. Старик любил этого русского — потому что тот не был похож на русского. Заведующий был похож на англичанина, а англичан старик знал хорошо. Если воюешь с кем-то треть жизни, всегда узнаёшь его хорошо.