Живой Журнал. Публикации 2016, июль-декабрь

И, как всегда, мои любимые соотечественники стали рассуждать — стоило или не стоило.

В СССР был культ Хиросимы — потому что хрен с ней, с Нанкинской резнёй, с Халхин-Голом, с отрядом 731, с всем этим многолетне-выстроенным образом (в том числе и в «Тайне двух океанов») японского милитаризма.

Враг нашего врага оказался нашим другом.

И, особенно, в шестидесятые, был целый корпус книг и фильмов — вплоть до фантастических: «Как она заметила, что мои биопротезы прижились неодинаково?»

Вот она, жертва наших врагов — грустная девочка с большими глазами.

Бумажные журавлики выпадают из её пальцев.

После той войны ядерное оружие стало настоящим пугалом. Собственно, человечество сначала, после Первой мировой, впало по поводу радиации в эйфорию, уставило обувные магазины педоскопами и принимало радиевые пилюли (тогда радиация была символом прогресса), затем радиация стала символом смерти (невидимой смерти), ну и протом (в наши дни) это вернулось к неопасному романтическому образу, эксплуатируемому постапокалиптическими фильмами.

Это не ужас, а какой-то пролегомен (извините за это слово) к «Безумному Максу». То есть, примите немного радиации, и мир обнулится, кредиты на иномарку исчезнут и начнётся что-то интересное. Ядерное оружие стало пугалом не сразу, как не сразу возникла радиофобия — к середине пятидесятых примерно. К тому же возникла идея гибели всего человечества разом — да и вся планета разваливается, как показывали в каком-то мультфильме моего детства.

С газами после Первой мировой это было всё же не так, смерть была сравнительно индивидуальной, хоть и среди таких же несчастных, а, к тому же, тогда были несовершенные газы и несовершенные средства доставки.

Меня, кстати, всегда задевало это выражение применительно к оружию массового поражения — «средства доставки».

Итак, с радиацией в массовом сознании вообще непросто.

Вы будете жить в сталинке на Тверской? Там внизу гранит фонит? А, тогда не мешает?

Чернобыль, зона, проживём, если что. Мы же в «Сталкера» играли.

А в Хиросиме «Мазду» делают.

Ну, и не говоря, что будущий академик Фоменко — то есть, академик Фоменко грядущих времён — потом сличит записи в летописи, и объявит нам, что это всё ошибка или умысел переписчика — не было Дрездена и Хиросимы, а это один город Фукусима.

Добавлю тут то, что нужно разобраться с нашим отношением к свершившимся атомным бомбардировкам.

Причём, разобраться не для того, чтобы совершенствовать моральный релятивизм, а для того, чтобы понять, почему и как мы думаем и чувствуем.

Ну вот, представьте, в августе сорок четвёртого года, Жуков приходит к Сталину и говорит: «Товарищ Сталин, у нас есть атомная бомба. Её наши зеки сделали перед расстрелом. Их расстреляли, а доложить, что всё-таки сделали наверх, забыли. Берия, мерзавец, проглядел, а бомба — вот она. Давайте, товарищ Сталин, ёбнем по Берлину».

И вот вы (а вы — такой товарищ Сталин, только очень добрый и никого не репрессировали, конечно), сидите, пыхтите трубкой, и говорите:

— А давайте! Конец — делу венец, — и всё такое.

Или вы думаете:

— Нет, так нельзя! Лучше мы пожертвуем тремя миллионами солдат, и ещё два миллиона немцев в ходе этого убьём (я к примеру цифры выдумал). И вот это порядочно будет, это будет правильно.

Вот и давайте разберёмся, где именно содержится грань допустимого, где она, в каком сегменте этих размышлений.

И это нам поможет понять что-то важное в нас самих.

Извините, если кого обидел.

10 августа 2016

Ы (День народностей севера. 9 августа ) (2016-08-11)

"Буква ы, еры' — 28-я, а в церковной азбуке 31-я, гласная, состав из ъ и i, почему и ни одно слово не может начаться с этой буквы, как и с безгласного ъ.

Ерь да еры упали с горы. Букву ы следует противопоставлять буквам и и i.

Все они ассоциируются с представлением гласных крайнего языко-нёбного сужения, но с приближением средней части языка во рту.

Толковый Словарь Живого Великорусского языка Даля.

(1517 страница 4-го тома).

Я вообще презираю все слова на „еры“, в самом звуке „ы“ сидит какая-то татарщина, монгольство, что ли, Восток. Вы послушайте: ы. Ни один культурный язык „ы“ не знает…

Андрей Белый, «Петербург»

И, качаясь от ужаса, я кричу: "Ы! Ы-ыы-ы!".

Это так его звали — Ы. Всё вокруг было на «Ы». Твёрдый мир вокруг был Ырт, а небо над ним было Ын.

Но мальчика давно не звали по имени.