Живой Журнал. Публикации 2017, январь-сентябрь.

Теперь любовники лежали рядом в районном морге, и их обгоревшие головы скалились в облупленный потолок — её белыми, а его — золотыми зубами.

— Что с нами будет? — спросил печальный Гринблат.

— Да что с вами будет? Ничего с вами не будет. Только дело вы загубили. Нефтяник ваш после похорон выезжает в Западную Сибирь. Всего себя отдам работе и всё такое. Дело, понимаете…

— Но расчетное…

— Да плевать там хотели на ваши расчеты, и что не вы совершили ошибку. Этих-то, кто вспомнит, дело житейское. Тут нужно было изящнее, вас за тонкость ценили.

Папа хотел сказать «нас», но гордость ему не позволила. Фролов понял, что Папа сделал какую-то большую ставку, и ставка эта была бита.

— Там, — он сделал жест наверх, — не любят позора. Глупостей смешных там не любят.

Ничего с вами не будет, но мы выбрали кредит доверия.

В том, что вы не болтливы, я уверен, я-то вас давно знаю. Да только теперь никто к вам не прислушается.

Видно было, что Папа снова хотел сказать «к нам», но эти слова ему были поперек горла.

— И что теперь? Разгонят нас?

— Да зачем вас разгонять, играйтесь в свои кубики. Эх, чижика съели!

Папа посмотрел на стену, на которой замерли магнитики, да что там — замерло экономическое развитие страны.

— Я теперь не смогу им… Я уже ничего не могу им сказать про ваши дурацкие идеи. И про нефть.

Фролов слушал всё это, чувствуя, как его понемногу отпускает.

Он смотрел на стену с некоторым облегчением — пусть всё будет, как будет.

Страна получит нефть и газ, у нас через двадцать лет будет нефть и коммунизм.

Мы его купим. Или получим как-нибудь ещё — неважно, каким способом.

_{И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.}

Извините, если кого обидел.

04 сентября 2017

Диетолог Протасов (2017-09-04)

Малыш учился прилежно и с душой. Он мечтал стать врачом, и не просто врачом, а диетологом.

И когда он встречал лентяев, ему было физиологически неприятно.

Особенно неприятен Малышу был однокурсник Карлсон — Малыш в тайне считал его евреем за фамилию. Впрочем, какой Карлсон еврей? Но нет, еврей-еврей, шептало что-то внутри.

Тем более, что Карлсон праздновал Хануку целый год.

На занятиях в институте Карлсон путал кости и мышцы. У него самого мышцы вовсе были невидны — Карлсон был пухл и толст.

И вот однажды пришёл тот час, которого ждёт старшекурсник.

Новоиспечённых медиков распределяли по больницам.

В ночь накануне они шумной компанией отправились гулять по столице. Малыша вела под руку студентка с журфака, она была давней студенткой, не очень красивой, но практичной.

Журналистка решила, что диетолог составит её счастье — не всё, так хоть финансовое.

Дешёвая водка лилась Москвой-рекой, и дело кончилось в Александровском саду. Они оскорбили кремлёвскую стену действием. Всё бы сошло с рук (неловкий эвфемизм), но одна студентка завизжала, когда увидела склонившегося из-за зубца часового. Мгновенно сад осветился — и их взяли, как были — со спущенными штанами.

Девицы через три дня вдруг осознали себя санитарками в калужской больнице, а Малыш и Карлсон ещё неделю ждали разбирательства.

— А давай поменяемся фамилиями? — ещё в первый день предложил Карлсон. — Мне хорошо, да и тебе не плохо. Тебя ещё в Швецию вышлют… А я тут сам справлюсь.

Малыш недолго колебался — хмеля в нём ещё было достаточно.

И когда охранник вызвал Карлсона с вещами, Малыш, подхватил свой полиэтиленовый пакетик и выскочил вон.

— А ты, Протасов, сиди, — мрачно сказал охранник.

Карлсон с улыбкой посмотрел на дверь. Теперь свидетелей не осталось. В тот же вечер он улетел прочь.

Прямо с тюремного двора, во время прогулки.

Это изрядно озадачило охрану.

Но мудрый начальник был не промах, и тут же вписал в список арестантов слово «секретный».

Так обычно делалось в те патриархальные времена, когда сидельца не полагалось показывать лишним людям. Так, один шведский дипломат просидел лет тридцать и был выпущен только когда окончательно поверил, что он фотограф из города Торжка. И так это его разобрало, что он приехал в Торжок, женился там и умер — лет ещё через десять. В тамошней рюмочной, не достигая его шведского языка, никак не могли понять, что это он так ругается, когда напьётся. И вроде не матерится, но, видно, забористо разговаривает.

Итак, новый заключённый был секретный и фигуры не имел.

Несколько раз к нему в камеру приходили правозащитники и уныло рассматривали пустую камеру.

Им нечего было предъявить администрации — если ввергнутый в узилище диетолог фигуры не имел, то он не мог бороться, объявить голодовку или составить петицию.

Некрасивая журналистка стала признанным специалистом по этой истории, и не реже чем раз в месяц, публиковала в блоге новости из тюрьмы, а потом и из колонии.

Между тем, Малыш брёл по чужой ему Швеции. Он никому не смотрел прямо в лицо и различал людей по запаху. Пахло Макдональдсом и прочей быстрой едой.

Диета была чужда этой стране.