Живой Журнал. Публикации 2017, январь-сентябрь.

Кроме причудливых историй о том, как Карлсон избирался в Сенат, как он торговал башмаками и титулами в стране вечнозелёной капусты и других легенд, Карлсон знал много забавных игр: на третий день путешествия он выбил Малышу зуб и научил его чудесным образом сплёвывать через получившуюся дырку.

Среди историй Карлсона была и история про Категорический Презерватив. Мальчик не очень понимал, что это такое, но знал, что этот предмет был дыряв, как звёздное небо, и оттого способствовал нравственному закону. Нравственному закону, впрочем, способствовало всё — даже то, как устроен язык (Карлсон показал).

— Вот смотри, — говорил Карлсон, когда их плот медленно двигался под чашей звёздного неба. — Категорический Презерватив — это охранительный символ. Он состоит из трёх частей и трёх составных источников: родной веры — как культурного стока цивилизационного проекта; родного быта и календарных традиций — как почвы, и родного языка как орудия и средства сохранения-охранения, а также как орудия и средства развития проекта в исторической парадигме.

— Парадигме… — с восторгом выдохнул Гекльберри Швед и чуть не упал с плота в воду.

— Осторожнее, — предостерёг его Карлсон, — соприкосновение с Категорическим Презервативом опасно для неокрепших душ. Мой товарищ, странствующий философ Пеперкорн, даже заболел, услышав фразу «осесть на земле», и потом долго лечился от туберкулёза.

Однажды они встретили Валета Треф и Короля Червей — двух странствующих философов. Философы устраивали представления в городах, и благодарные жители приносили им пиво и акрид. Однако судья Шарп опознал в них банду конокрадов, и разочарованные зрители хотели вывалять их в чернилах и стальных писчих перьях. Валет Треф и Король Червей бежали и теперь скрывались — точно так же, как Карлсон.

Они оказались людьми образованными, и Малыш даже погрузился в сон от обилия умных слов, слушая, как они беседуют с Карлсоном.

Из того, что он успел понять, было ясно, что и они, и он сам заброшены на плот, как на корабль. Мужество и достоинство заброшенных в том, чтобы спокойно принять это обстоятельство, потому что курс корабля уже невозможно изменить. Карлсон, впрочем, говорил, что можно просто прыгнуть в воду. Но все уже знали, что Карлсон не умеет плавать.

Поутру Малыш проснулся на плоту один. Вокруг он увидел следы борьбы и долго их разглядывал — по следам было видно, что Карлсон сопротивлялся, но их попутчики связали его и покинули плот вместе с пленником.

Малыш причалил к берегу неподалёку от городка Санкт-Новосибирск и отправился на поиски Карлсона. Странствующие философы не успели уйти далеко, и Малыш вскоре нагнал их. Прячась за придорожными кустами, Гекльберри Швед следовал за ними, вслушиваясь в философские споры жертвы и похитителей.

Было понятно, что философы решили выдать Карлсона властям штата, чтобы выручить за него денег. Карлсон предлагал им даже пять эре, голос был жалок, он ведь давно скитался, жил на вокзалах, его дом сгорел, а документы украли — но философы были непреклонны.

Они притомились и, прислонив Карлсона к дереву, упали в траву.

— Давайте я тогда расскажу вам историю про трёх философов, — сказал наконец Карлсон. — Вот послушайте: по пустыне брели три странствующих философа, и двое из них невзлюбили третьего. Один из этих двоих отравил воду во фляге несчастного. Но, не зная этого, другой решил, что врага убьёт жажда, и для этого проделал шилом дырку в отравленной фляге. Так и вышло — путник скончался от жажды. Но вот вопрос — кто виноват в его смерти?

— Конечно тот, кто сделал дырку! — воскликнул Валет Треф.

— А вот и нет, если мы исключим философа с шилом, то путник всё равно был бы мёртв, — воскликнул Король Червей.

— Это не бинарная логика! — закричал Валет Треф и треснул своего товарища в ухо.

— Да вы же просто колода карт, — страдальчески простонал Карлсон и закатил глаза.

Философы устроили драку — Валет Треф сперва побил Короля Червей, но тот быстро опомнился и ответил тем же. В этот момент Гекльберри Швед подполз к Карлсону и развязал верёвки.

— Кстати, — спросил Малыш Швед, — а раз ты такой умный, ты не можешь мне объяснить, должен ли я выполнить свой общественный долг и выдать тебя? Или я должен следовать сложившимся между нами отношениям и не выдавать тебя? Где правда, брат?

— Правда или истина? — быстро спросил Карлсон.

— И то, и другое. Должен ли я сделать это в интересах истины или в интересах правды?

— С точки зрения истины ты, конечно, должен меня выдать.

— А с точки зрения правды?

— А с точки зрения правды — тоже. Но я бы попросил тебя этого не делать. Ведь вся эта философия — фуфло, а между прочим, и у тебя, и у меня есть бабушка. Смог бы ты огорчить мою бабушку до смерти? Смог бы, если б отдал меня федералам. А я бы твою не смог.

— У тебя точно есть бабушка?

— Это совершенно не важно, ведь всё равно ты не можешь это проверить. Есть ли у меня бабушка, нет ли — ты должен либо принять её существование на веру, либо отвергнуть.

— Охренеть! Теперь я понимаю, что значит «быть заброшенным».