Живой Журнал. Публикации 2017, октябрь-декабрь

Впрочем, у меня есть ещё и бухло, заботливо перелитое в пластиковую бутылочку. Я — москвич, и этого не исправить. Свалившись с лавочки, я лежу в листьях, ворочаясь. Они шуршат.

За всем этим смотрит с небес академик Лихачёв и умиляется.

Извините, если кого обидел.

23 декабря 2017

История про то, что два раза не вставать (2017-12-25)

А вот кому про идеальные мемуары? Заодно там про одну загадочную фразу — ссылка, как всегда, в конце.

В-третьих, приближает к идеалу мемуарную книгу комментаторская работа. Комментатор поддерживает пожилого человека под локоть, встречается глазами с читателем, как бы говоря: подождите пару минут, сейчас будет что-то странное, но потом вам расскажут важную деталь, которая позволит вам многое понять.

Но главное, что мемуары — самый демократический жанр. Не всякий писатель сумел написать роман. Искусство драматургии доступно не каждому автору рассказов и романов. А вот написать мемуары может любой — и депутат, и домохозяйка. Вот сквозь её пальцы течёт просеянная мука времени, вот гудит на плите чайник: голод, войны, приход и расход, рождения и смерти, всё есть на этой кухне.

http://rara-rara.ru/menu-texts/idealnye_memuary

_{И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.}

Извините, если кого обидел.

25 декабря 2017

История про то, что два раза не вставать (2017-12-28)

Писал сегодня о книжном ценообразовании. О нём в профессиональной среде проговорено уже всё, что можно, но есть честный обыватель, который хочет знать — и проч., и проч.

При этом, только отправив ответ, обнаружил, что уже отвечал на эти вопросы много лет, правда, с несколько большей степенью экспрессии:

«Давно стало понятно, что люди меньше читают художественной литературы, а будут ещё меньше. Это как-то бессмысленно даже обсуждать — разговоры об этом прошли лет десять назад. Равно как и разговоры о судьбе бумажных книг. Мне как-то на это возражали, что на Западе возникают жанры, которые являются высокохудожественной литературой non-fiction, и, коли у нас это переводят, то скоро начнут и писать.

Эти разговоры перестали быть актуальными ещё лет двадцать назад. Ничего удивительного в них нет — ведь даже сейчас я встречаю людей, серьёзно говорящих о тёплом ламповом звуке и запахе книжных страниц. И уж даже я много лет назад напечатал в богоспасаемом журнале «Знамя» по этому поводу текст. Но жив, жив ещё этот удивительно архаический разговор с надеждой на высокохудожественные инструкции по бензопилам и поэтическими кулинарными книгами. Он всегда вырезан по одним лекалам:

Собеседник А говорит: «Пиздец».

Собеседник Б отвечает: «Да нет же, вот тут не он, и здесь не он».

Собеседник А вздыхает.

Для этих разговоров я придумал метафору (тоже лет десять назад) с коневодством. А сообщает новую мысль о том, что сто лет назад все ездили на лошадях, а двести — только на лошадях. Потом произошли изменения, и вот уже лошадь не является основным средством передвижения. Она им вообще не является.

Выходит Б и говорит: «Ну а как же вот, у меня рядом с дачей есть конно-спортивная школа».

А вздыхает.

Есть такое красивое слово «флуктуация», то есть случайное отклонение какой-то величины. Вот тут она нам и явлена, в блеске художественно написанной инструкции. Вот она, исчезающе малая. Десять лет назад кто-нибудь произносил фразу о том, что литература должна что-то тренировать, но главное, на весь этот скудельный список есть уже более или менее остроумные контраргументы. Не говоря уж о том, что высокохудожественные путеводители и беллетризованная астрономия — не художественная литература, и любой из этих шедевров медленно или быстро движется в направлении закадрового голоса в телефильме.

Я бы подытожил это так: довольно много времени проведено на различных круглых столах и конференциях с дармовым проживанием и кофейными, извините брейками, довольно много денег попилено на всякий программах по пробуждению интереса к чтению, но итог ровно один — художественная литература сжимается до размера конюшен в лесу или литературных монастырей (если это менее обидно).

А прочая литература тяготеет к сценарной работе. Всё это усугублено отвратительно-жадными издателями, которые просто убыстряют наступление термодинамического равновесия.

И на вопрос, кто кого побьёт: сериал по Донцовой или книжка Донцовой, когда в руках у охранника полноценный электронный гаджет с экранчиком за $100, люди начинаю писать слово «смысл» с прописной буквы, и говорить, что имеет смысл обсуждать только тех, что ощущает высокие чувства и тяготеет к Смыслу.