— Идея хорошая. Но ты уверен, что мы договорились о нужном количестве тефтелей?
— Ах, да! — встрепенулся Карлсон. — Давай начнём счёт с десяти. Сегодня было десять, завтра будет двадцать, потом сорок — и так далее… Так что предупреди фрекен Бок, сколько мяса ей вешать в лавке у весёлого мясника, голландца Перельмана.
Теперь о деле: ты создашь новую Церковь.
Это верное дело, я тебе как лучший в мире сочинитель проектов и курощатель публики говорю — у нас никакого волшебства, одна фантастика. Я, хоть и не умею писать и считать, но понимаю толк в жизни. Ты из дурацкого Дедала с паровой машиной превратишься в мистического Икара. Летать тебе, кстати, не обязательно — ты будешь день за днём сидеть перед окном, глядеть на мрачное стокгольмское небо и записывать свои видения. Такое видение, как я, ты, правда, должен будешь кормить.
Учёный подошёл к грязному окну и на глаз он оценил перспективу.
— Видишь ли, должен тебя предупредить, — голос доктора минералогии был печален. — Фрекен Бок очень любит готовить, и она опечалится, если ты не будешь есть её тефтели. Если ты станешь кидаться ими, если на тарелке будет что-то оставаться, она станет очень печальна, и ни одна новая Церковь не развеселит её, хотя я знаю, что новые Церкви — дело весёлое.
— В этом ты можешь не сомневаться. Я клянусь, что съем всё, даже, пожалуй… Давай начнём счёт с двадцати, ладно?
— Хорошо, хоть это и будет нелегко. Значит, Церковь? А всё будет нормально? — спросил доктор минералогии Карлсона. — Могу я надеяться?
— Да, если, конечно, ты не встанешь под пропеллер.
Так всё и произошло.
Доктор минералогии Сведенборг через три дня опубликовал трактат «Почитание Бога и любовь Бога», через полгода завершил восьмитомный труд «Небесные тайны», а также несколько поэм из жизни азиатов в полтавских пустынях разными размерами с рифмами.
Но настоящий успех пришёл к нему после выхода в свет книг «О небе, аде и мире духов» и «Объяснение Апокалипсиса». Сведенборг без труда основал церковь Новейшего Иерусалима, и тысячи адептов ловили каждое его слово.
А с тефтелями вышла неловкость.
Карлсона хватило ненадолго: его жизни не хватило и на сорок тефтелей.
Ведь Карлсон не знал, что такое острый, подобный лисьему яду, соус фрекен Бок.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Браслет (2017-10-17)
Карлсон жил на даче.
Дачный посёлок прятался в скалах, и солёные брызги иногда долетали до крыльца.
Балтийское море, холодное, как сердце ростовщика, било в волнорез.
Облака тянулись со стороны Дании, и, привыкнув к нелётной погоде, Карлсон почти перестал подниматься в воздух.
Дни тянулись за днями. Несмотря на упрёки жены, он забросил холст и краски. Вместо того, чтобы закончить картину, заказанную Королевским обществом любителей домашней птицы, он часами играл Бетховена, пил в местной таверне и глядел на бушующее море.
Как-то, вернувшись домой, он обнаружил жену непривычно весёлой.
— Фрида, кто у нас был?
Но жена не отвечала. Она хлопотала на кухне, тянуло пряным и копчёным. За ужином, когда она разливала суп, Карлсон заметил у неё на руке браслет странной формы.
Её нрав переменился, как по волшебству, но Карлсон не был от этого счастлив.
Он понимал, что жену сглазили.
Карлсон перебрал в уме всех соседей: долговязый поэт Чуконис, русский художник Тыквин — ни один не годился в разлучники. Чуконис любил маленьких детей, Тыквин — только артезианскую воду. Днём и ночью он сидел у своей скважины и делал наброски к своей будущей картине «Не будем говорить кто убивает сами знаете кого». Шёл уже третий год, а картина не была написана — хотя художник Жёлудев уже нарисовал мрачный пустынный пейзаж с черепами и подписью «Не будем говорить, кто убил всех».
Нет, у Тыквина не было времени на романы, а Чуконис любил только детей.
Ответа на загадку не было, и Карлсон зачастил в таверну «Три пескаря», где топил тоску в чёрном пиве.
Однажды в этой таверне к нему подсел, как всегда бывает в таких случаях, странный одноногий человек.
Он не кричал и не орал, как многие посетители, но как только он появился, завсегдатаи разом утихли. Одноногий, стуча деревяшкой, сразу направился к столику у окна.
— Я знаю, как помочь твоему горю, сынок. — Одноногий пожевал трубку, затянулся и выпустил изо рта клуб дыма, похожий на трёхмачтовый парусник. — Всё дело в браслете, чёрт меня забери. Всё дело в браслете, который подарил твоей Фриде Малыш Свантессон.
Карлсон знал этого Свантессона очень хорошо.
Телеграфист Свантессон, маленький, тщедушный, казалось, никогда не выходил из крохотной каморки почтовой конторы.
Раз в неделю Карлсон забирал у него письма, и он с трудом верил, что именно этот человек разрушил его семейное счастье.
Но теперь всё вставало на свои места — обрывки разговоров, жесты, движения глаз…