Хатунцев не выключал аппарат, скармливая ему запасные аккумуляторы.
Они вместе скитались по лабиринту города, и Хатунцев увидел на экране камеры сотни улиц, как вдруг вышел к смутно знакомому дому. Времени на воспоминания, однако, уже не было.
Ему показалось, что в видоискатель он увидел фигуру жены, входящую в парадное.
Он прокрался за ней по лестнице.
Тут было темно, видимо, перегорели лампочки.
Свет не включился и на втором этаже, и Хатунцев увидел, что по коридору перемещается только огонёк фонарика, видимо, в мобильном телефоне.
Для верности, почти в темноте, он нащёлкал вереницу снимков и тут же, отступив за колонну, вгляделся в него. Камера сделала своё дело — от лестницы шла женщина, на следующей картинке она открывала дверь в квартиру и, наконец, — пустота.
Никого.
Только красный индикатор пожарной сигнализации мигал под потолком.
Теперь он узнал дверь — дверь, за которой была его жена.
Он тихо ступил в коридор и вдруг услышал шаги сзади. Искомая дверь открылась — видимо, для того человека, который поднимался по лестнице вслед за ним.
Прижавшись к стене у самого косяка, Хатунцев узнал её запах — запах женщины, с которой он прожил столько лет.
— Какая-то беда, — услышал он её бесконечно знакомый голос. — У нас снова неполадки с электричеством.
Она говорила это не Хатунцеву, а тому, кто приближался в темноте по коридору.
Человек во тьме сделал неуверенный шаг на свет фонарика, но вдруг снова навалилась тьма, и, пока фонарик поднимали с пола, Хатунцев проскользнул между ними внутрь.
Вдруг свет под потолком вспыхнул.
Человек в прихожей был странно знаком.
Хатунцев, спрятавшись за шкафом, вдруг понял, что это копия его самого.
Хозяйка провела гостя к столу, который был уже накрыт, там горели свечи. Круглилась своим боком пузатая бутылка непонятного вина, виноград лез из вазы. Тут был праздник, на который его не звали.
Хатунцев тоже сделал шаг к столу и поразился тому, что никто не обратил на него внимания. Гость что-то искал около тарелки. «Я, кажется, должен передать соль», — в томлении подумал Хатунцев.
Его самого не было в экспозиции, и между тем он сам сидел за столом напротив хозяйки, но его, Хатунцева, не было. Двойник уже разливал вино, а рядом со столом стояла сумка с фотоаппаратурой. Он хорошо её знал, это была его сумка.
Двойник отставил бокал, держал фотоаппарат в руках, и Хатунцев с тоской догадался, что сейчас произойдёт.
Его двойник нажал кнопку на задней панели камеры.
Она открылась, и явившийся откуда-то свет залил Хатунцева, засвечивая его набело.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Царь рыб (День рыбака.
— Вот ты знаешь, рыбу выбрать — это как жену выбрать, — Шеврутов хитро поглядел на меня и положил перед собой судака.
Хрустнули кости, и судачья голова отлетела с разделочной доски точно в мешок с мусором.
— Ты можешь выбрать себе геморрой, а можешь земное счастье, и никто не знает, что для кого счастье, а что геморрой. А можешь выбрать снулую рыбу, пустую и никчемную, можешь получить от судьбы ледяную рыбу, прозрачную гостью южных морей. Тебе скажу как аквариумист со стажем, что правил общих нет.
Над нами действительно высились железные стеллажи со снующими рыбками. Стучали компрессоры на балконе, в воде что-то булькало, и даже, кажется, кто-то бил хвостом.
Шеврутов любил рыб и сам понемногу становился рыбой. Он ел рыб, разводил рыб, кормил рыб и жил рыбами. Тайными тропами к нему приезжали люди за редкостями, с ненадёжными людьми встречались посредники.
Он давно стал тайным магистром ордена аквариумистов.
Я приехал к нему с вечера, чтобы потом утром выехать на рыбную ловлю. Как настоящий тайный магистр, Шеврутов имел занятия, которые не мог передоверить никому.
Тайное рыбное место, вот что ждало его завтра. И в знак особого доверия он взял меня — зачем, можно было только гадать. Сейчас, когда мы сидели под сенью чёрной аквариумной воды, в световом кругу маленькой лампы, я думал, что тайному магистру всё-таки хочется славы.
Если найдётся кто-то, кто расскажет о нём, очарованный тайнами и сказками, то пусть это буду я.
Самые знаменитые разведчики — это разведчики провалившиеся, говорили мне коллеги.
Если судьбе нужно раскрыть тайну магистра, то я буду её, судьбы, орудием — всю жизнь я занимался созданием репутаций.
Толстосумы и политики с жирными глазами, журналы-однодневки и химические заводы (восемь труб, дым-отрава шести цветов и кипящая от стоков даже в мороз речка) — мы занимались всеми.
Что уж до Шеврутова, то мы были знакомы давно — я бы согласился ехать с ним в любом случае.
— А жёны, — сказал Шеврутов, — те же рыбы. Их нужно хорошо кормить и чаще менять воду.
Мы выпили странной китайской водки — со вкусом рыбьего клея.